Some thoughts on the internal corporate relations in the publicly traded companies and LLCs of Azerbaijan and Russia

Belikova Ksenia Michailovna ORCID: 0000-0001-8068-1616 Doctor of Law Professor of the Department of Entrepreneurial and Corporate Law, Kutafin Moscow State Law University, Professor 125993, Russia, Moscow, Sadovaya-Kudrinskaya str., 9 BelikovaKsenia@yandex.ru Other publications by this author

Ifraimov Vladislav Yusifovich PhD in Law N/A 117198, Russia, g. Moscow, ul. Miklukho-Maklaya, 6 v.ifraimov@yandex.ru Other publications by this author

С момента появления в ГК РФ ^[1] нормы о корпоративных отношениях исследование этого вопроса не утрачивает своей актуальности. Актуальность изучения таких отношений в акционерных обществах и обществах с ограниченной ответственностью (далее иногда – корпорации) предопределяется тем, что наряду с преимуществами АО и ООО РФ как форм ведения бизнеса, акционеры и участники этих корпораций сталкиваются с проблемами в ходе управления ими, реализации и защиты своих прав, коренящимися в несовершенстве механизмов реализации внутренних отношений – отношений между самой корпорацией, ее учредителями и участниками [2. С. 44-51].

Так, например, в системе функционирования органов АО и ООО в РФ нередко встают вопросы, связанные с кворумом на общем собрании акционеров АО, - должны ли при определении кворума учитываться акции, на которые наложен судебный запрет в качестве обеспечительных мер по исковому заявлению, и др. Для других стран (напр., бывшие союзные республики СССР, а ныне независимые государства – Азербайджан – далее АР и пр.) актуальна проблема нарушения порядка и сроков проведения общего собрания акционеров/участников, а также своевременного надлежащего уведомления учредителей, акционеров/участников о его проведении.

В числе иных можно назвать проблемы, связанные с реализацией прав и обязанностей субъектов внутрикорпоративных отношений: к примеру, в РФ можно отметить проблему привлечения акционеров к субсидиарной ответственности по обязательствам АО в случае его несостоятельности [3. С. 5].

Изучение этих и других аспектов позволит устранить выявленные недостатки, сохранить преимущества участия в АО и ООО для акционеров /участников, государства, развив правовую основу их деятельности с целью дальнейшего развития этих корпораций. Рассмотрим некоторые проблемные и смежные вопросы таких отношений. Попутно сразу отметим, что в советский период в работах таких ученых как Брауде И.Л. (Акционерные общества и товарищества в торговле и промышленности. Пг., 1923), Вольф В.Ю. (Основы учения о товариществах и акционерных обществах. М., 1927), Израэлит М.Н. (Акционерные общества. М., 1927), Ландкоф С.Н. (Проблема развития акционерного права. Харьков, 1927) и других проводились исследования по вопросам деятельности акционерных обществ, в частности, ряд авторов (В.Г. Вердников, В.В. Лаптев) использовал термин «внутрихозяйственные отношения», под которым понимали отношения, складывающиеся внутри производственных предприятий, производственных объединений и других хозяйственных органов. Этот опыт, безусловно, полезен и в современный период, в той мере, которая позволила нам заключить, что в настоящее время, однако, термин «внутрикорпоративные отношения» в российской правовой доктрине получил несколько иное наполнение. Так, несмотря на различную трактовку данного понятия, практически многие авторы (В.П. Мозолин, Н.С. Каржавина) сходятся во мнении, что это отношения, складывающиеся только в хозяйственных товариществах и/или обществах и имеющие отношение к управлению ими.

Отправной точкой наших размышлений будут наши определения корпоративных и внутрикорпоративных отношений, основывающиесяна анализе положений законодательства, доктрины и судебной практики РФ, и базирующиеся на представлении об их онтологическом единстве, производном от функции органов АО и ООО:

- корпоративные отношения – это отношения, возникающие в связи с осуществлением юридическими лицами корпоративной формы (корпорациями) основного вида их деятельности при непосредственном участии в них физических и (или) юридических лиц (учредителей/акционеров/участников ООО, кредиторов, работников, государства и т.п.) или при управлении ими (например, путем голосования акционеров на общем собрании АО) в рамках такой организационной модели, посредством которой корпорация выражает и защищает интересы этих лиц. Такие отношения могут возникать по поводу построения системы внутреннего управления, решения вопроса о реорганизации или ликвидации корпорации и др.;

- внутрикорпоративные отношения – это урегулированные нормативно-правовыми актами, уставами и внутренними документами корпораций отношения, отличающиеся свободным характером и возникающие между учредителями, акционерами / участниками АО/ООО, корпорацией (субъектами внутрикорпоративных отношений) в связи с необходимостью решения в ходе управления корпорацией вопросов, которые не находят решения при реализации корпоративных отношений.

Таким образом, находясь в онтологическом единстве, как производные от функций органов АО и ООО, в рамках которых корпорация и ее участники реализуют принадлежащие им права и исполняют связывающие их обязанности, корпоративные и внутрикорпоративные отношения имеют и различия, которые определяются не только их характером, но также объектами, по поводу которых они возникают и предписаниями регулирующих их правовых актов.

Первый вопрос касается обоснования критериев разграничения корпоративных и внутрикорпоративных отношений. Для разграничения корпоративных и внутрикорпоративных отношений мы предлагаем использовать одновременно три критерия.

Первый - лично-свободный (без вмешательства государства - власти, построенной на началах общественного служения [4. С. 31-48]) характер внутрикорпоративных отношений, с одной стороны, предопределяющий возможность самостоятельной организации и саморегулирования их участников, с другой - создающий особенный правовой режим, при котором происходит взаимодействие нормативно-правовых актов, сочетающих элемент распорядительной функции с элементом лично-свободного характера, и внутренних документов корпораций - актов частноправовой власти.

Второй - особая направленность регулирующего воздействия последних, осуществляемая в ходе управления и распространяющаяся на вопросы, не решаемые при реализации корпоративных отношений. Круг внутрикорпоративных отношений по сравнению с корпоративными является более узким. Например, в их число могут входить вопросы, связанные с отчуждением акций АО или выходом участника из ООО. Результаты решения таких внутрикорпоративных вопросов начинают приниматься во внимание правоприменительной практикой [3.С. 36]: это 1) принятие решения общим собранием акционеров о назначении членов совета директоров общества ^[5]; 2) изменение состава участников ООО и размеров их долей в уставном капитале общества ^[6]; 3) оспаривание (признание недействительным) внеочередного общего собрания акционеров и принятых на нем решений ^[7].

Третий - особый субъективный состав: корпорация, её учредители и участники.

При этом и корпоративные, и внутрикорпоративные отношения находятся в онтологическом единстве, - при обозначенных нами различиях оно состоит в том, что и те, и другие отношения являются производными от функций органов АО и ООО, в рамках которых корпорация и ее участники реализуют принадлежащие им права и исполняют связывающие их обязанности.

Можно было бы возразить в этой связи, что такой признак, как возможность самостоятельной организации и саморегулирования внутрикорпоративных отношений их участниками, их лично-свободный характер, не является квалифицирующим для указанных отношений, т.к. он присущ всем гражданско-правовым отношениям, основанным на юридическом равенстве, автономии воли и др. Однако, мы полагаем в этой связи, что, безусловно, юридическое равенство, автономия воли и др. является общими для всех гражданско-правовых отношений, бесспорно. Однако, из этого положения не вытекает, что все эти отношения могут саморегулироваться. В нашем случае под самостоятельной организацией и саморегулированием внутрикорпоративных отношений мы понимаем не столько свободу субъектов внутрикорпоративных отношений, сколько степень реализации ими своих прав и исполнения обязанностей посредством использования в большей степени диспозитивных начал права, позволяющих им предусматривать такой порядок взаимодействия, который данные субъекты считают наиболее подходящим (к примеру, путём заключения корпоративного договора).

Другое возражение относительно недопустимости выделения в качестве сущностного критерия, отличающего внутрикорпоративные отношения от корпоративных диспозитивного характера оснований их установления путем их «самостоятельной организации и саморегулирования», во-первых, по причине того, что ст. 2 ГК РФ относит к корпоративным отношениям любые отношения, связанные с управлением и участием в корпоративных организациях, не связывая эти отношения с основаниями их возникновения, во-вторых, потому, что в ряде корпоративных организаций отношения управления и организации инфраструктуры управления императивно установлены законом.

При кажущемся противоречии наша позиция не расходится с описанной выше, потому что именно это основание – связанность с управлением и участием, - позволила нам говорить об онтологическом единстве корпоративных и внутрикорпоративных отношений, которые, при обозначенных нами различиях, являются производными от функций органов АО и ООО, в рамках которых корпорация и ее участники реализуют принадлежащие им права и исполняют связывающие их обязанности.

Именно это представление лежит в основе избранного авторами алгоритма исследования, позволившего им объединить изучение корпоративных органов и их взаимодействие при реализации внутрикорпоративных отношений, рассматриваемых сквозь призму их полномочий, и прав и обязанностей, принадлежащих субъектам внутрикорпоративных отношений, рассматриваемым в контексте их осуществления и защиты.

Кроме этого, наша мысль состоит в том, что для разграничения корпоративных и внутрикорпоративных отношений мы предлагаем использовать одновременно три указанных выше критерия: лично-свободный характер внутрикорпоративных отношений, особую направленность регулирующего воздействия последних, распространяющуюся на вопросы, не решаемые при реализации корпоративных отношений, особый субъективный состав, круг которого сводится к корпорации, её учредителям и участникам.

К даваемым определениям и авторскому подходу можно также поставить вопрос относительно онтологического единства: насколько, с точки зрения авторов, указанное ими «онтологическое единство» корпоративных и внутрикорпоративных отношений позволяет осуществлять их дифференциацию, и почему авторы в качестве критерия такой дифференциации используют признак функции органов хозяйственных обществ, если даже Гражданский кодекс РФ относит к корпоративным отношениям не только отношения, связанные с управлением, но также и отношения, связанные с участием в юридическом лице. Надо ли это понимать так, что авторы относят к внутрикорпоративным отношениям только отношения, связанные с управлением обществом? Этот вопрос пересекается с вопросом об определении понятия «участие», который мы осветим ниже.

Здесь отметим следующее. Идея об антологическом единстве корпоративных и внутрикорпоративных отношений, рассматриваемая нами как производная не только от функций органов АО и ООО, но также и от полноты и степени реализации принадлежащих корпорации и ее участникам прав и исполнения связывающих их обязанностей, коренится в нашем представлении о том, что основой всякого развития является борьба противоположностей, которые, вместе с тем, находятся в сущностном единстве. Так, данным выводом, находящимся в тесной связи с остальными нашими представлениями, мы стремились показать выявленную взаимосвязь и зависимость результатов деятельности корпоративных органов от степени и полноты практической реализации прав и исполнения обязанностей акционеров и участников ООО, придаваемых последним законодательством и доктриной. Ибо мы полагаем, что различные классификации прав и обязанностей субъектов внутрикорпоративных отношений направлены на расширение их применения в практической деятельности АО и ООО посредством реализации органами корпораций своих полномочий. Что касается связки «участие – управление обществом», то мы, безусловно, признаем, что приобретение контроля за руководством и деятельностью предприятия является, как правило, следствием приобретения в собственность его имущества или акций. Одновременно отметим, что в свое время отечественный правовед М.И. Кулагин отмечал в этой связи в своей монографии «Государственно-монополистический капитализм и юридическое лицо» (М.: Статут, 2004 ^[8]) в параграфе с говорящим названием «Проблема собственности и власти в акционерных компаниях», что «Проблема собственности и управления или власти в крупнейших акционерных обществах капиталистических стран является одной из самых острых проблем… Постановка вопроса об отделении от собственника функций по управлению собственностью во многом связана с распространением акционерных обществ. «Промышленное акционерное общество... приносит с собой, — цитирует М.И. Кулагин Р.Гильфердинга и его работу «Финансовый капитал», — в качестве своего принципа то, что для индивидуального предприятия является только случайностью: освобождение промышленного капиталиста от функции промышленного предпринимателя»…» Таким образом, неоднократно в своих работах (с. 95, 105 и др.) М.И. Кулагин подчеркивает, что «Одним из последствий демократизации капитализма, … является то, что предприятие... в действительности не принадлежит больше никому. Разумеется, юридически оно остается собственностью, но акционеры неизвестны, многочисленны и распылены. Их собственность является юридической абстракцией, но не реальностью», поскольку «Акционеры обладают на деле лишь теоретической властью. Реальная власть принадлежит управляющим общества». Именно поэтому для акционеров и участников ООО мы предлагаем определять степень и полноту практической реализации обозначенных прав и исполнения обязанностей на основе оценки успешности функционирования органов АО и ООО. Насколько могут акционеры и участники ООО участвовать в управлении? Каковы их реальные возможности назначать и смещать по своему усмотрению управляющих? Могут ли они реализовывать свою власть акционеров и участников ООО? Или «…действительно функционирующий капиталист превращается в простого управляющего, распоряжающегося чужими капиталами, а собственники капитала — в чистых собственников, в чистых денежных капиталистов…», где «Управляющие совершают сделки от имени общества, нанимают и увольняют рабочих и служащих, организуют производство, т.е. осуществляют действия, которые традиционно связывались с реализацией предпринимательской деятельности.»? Все этим вопросы актуальны и теперь, и мы пытаемся в своих работах приблизиться к ответам на современном уровне.

Из сказанного закономерно вытекает проблема понимания понятия «участие» в корпоративных организациях и его отличия от иных гражданско-правовых отношений, возникающих между корпорацией и другими субъектами на основе различных договоров. Относительно этой проблемы мы полагаем, что, находясь в онтологическом единстве с корпоративными, внутрикорпоративные отношения это также отношения, безусловно, связанные с участием в корпоративных организациях. Рассматривая связку «участие – управление обществом», мы признаем, что приобретение контроля за руководством и деятельностью предприятия является, как правило, следствием приобретения в собственность его имущества или акций, которое, прежде всего, дает возможности, во-первых, связанные с участием акционеров (участников) в управлении и контроле за деятельностью общества, во-вторых, возникающие вследствие участия корпорации с другими субъектами в гражданско-правовых отношениях на основе различных договоров (аренды, поставки и т.п.), осуществления предпринимательской деятельности корпорации как юридического лица. Понимая это различие, мы не делали предметом нашего исследования различные договоры, в которые может вступать корпорация, но сосредоточились на вопросе, который издавна интересует правоведов, - проблеме собственности и власти в корпорациях. Постановка вопроса об отделении функций по управлению собственностью от собственника во многом связана с распространением акционерных обществ и предопределяется необходимостью ответа на такие вопросы, как: обладают ли акционеры властью в акционерном обществе? принадлежит ли им реальная власть? и так далее.

В контексте этого вопроса мы полагаем, что в результате усиления контроля за деятельностью исполнительного органа корпораций в России в настоящее время в силу практики «пересечения» или «перекрещивания» составов исполнительного и контролирующего органов АО и ООО, сформирован новый вектор развития системы корпоративного управления, в котором правоотношения организационного характера с элементами распорядительной функции (элемент управления) и лично-свободного характера (элемент участия) совпадают.

К этой позиции можно привести, казалось бы, контраргумент о том, что ни при каких обстоятельствах нельзя утверждать, что правомочие управления и правомочие участия как корпоративные правомочия субъективного права могут «сливаться» или, тем более, «совпадать», как утверждают авторы, поскольку правомочие управления имеет организационную природу, а правомочие участия в большинстве корпораций всегда имеет имущественную основу. Пояснение нашей позиции в этой связи продолжит наше предыдущее мнение.

Вывод о «пересечении», «перекрещивании» элементов управления и участия сделан нами в контексте авторского понимания внутрикорпоративных отношений, согласно которому это отношения, …возникающие между учредителями, акционерами / участниками АО/ООО, корпорацией в связи с необходимостью решения в ходе управления корпорацией вопросов, которые не находят решения при реализации корпоративных отношений.

Прежде чем сделать такой вывод мы исследовали систему органов АО и ООО после реформы гражданского законодательства России [9. С. 18-28] и Азербайджана и установили, что под термином «коллегиальный орган управления» новая редакция ГК понимает, как коллегиальный орган управления (волеобразующий орган), контролирующий деятельность исполнительных органов корпорации и выполняющий иные функции (например, наблюдательный или иной совет), так и коллегиальный исполнительный орган (волеизъявляющий орган, например, правление). При этом лица, осуществляющие полномочия единоличных исполнительных органов корпораций, и члены их коллегиальных исполнительных органов могут составлять не более одной четверти состава коллегиальных органов управления корпораций, контролирующих деятельность исполнительных органов корпорации и выполняющих иные функции, возложенные на них законом или уставом корпорации, и не могут являться их председателями (п. 4 ст. 65.3 ГК РФ). В этой связи нами констатируется, что такая практика «пересечения», «перекрещивания» состава исполнительного и контролирующего органов не вполне вписывается в привычную для зарубежных стран, где управленческие функции в хозяйственных обществах отграничиваются от функций контрольных. Кроме того, элемент участия и управления в АО и ООО совпадает, когда участники корпорации одновременно с правом на получение прибыли от ее деятельности получают также право на управление ею. Во внутрикорпоративных отношениях такая ситуация формально постоянна за исключением случаев, когда в состав коллегиального органа управления входят лица, не являющиеся участниками корпорации, и другие подобные им.

Далее. Мы полагаем, что сложившаяся система регулирования внутрикорпоративных отношений имеет многоуровневый характер, характеризующийся сочетанием регулирующего воздействия нормативно-правовых актов (ГК и специальных законов), с одной стороны, и внутренних документов корпораций (кодекс корпоративной этики АО и ООО, акционерное соглашение в АО и др.), представляющих собой акты частноправовой власти, с другой. Результатом взаимовлияния обозначенных уровней регулирования выступает преобразование правил, являющихся результатом правоотношений организационного характера с элементами распорядительной функции и лично-свободного характера, в правила, имеющие в себе отражение и результат действия и применения частноправовой власти.

В этом формате к вопросу о разграничении указанных отношений примыкает вопрос о понимании института неразрывно связанных с внутрикорпоративными отношениями внутренних документов [10.С. 229-241].Законодательство рассматриваемых стран не содержит определения понятия «внутренние документы корпорации», а лишь ограничивается перечислением их видов. На наш взгляд, отсутствие законодательного определения данного понятия вполне восполняется доктриной рассматриваемых стран и правоприменительной практикой. Отметим в этой связи, что нам известна позиция представителей различных научных центров (МГУ, МГЮА, Институт законодательства и сравнительного правоведения) и ведущих ученых нашей страны (Козловой Н.В., Шиткиной И.С., Кашаниной Т.В., Долинской В.В., Габова А.А. и других) по этому вопросу. Так, например, ряд авторов, ссылаясь на ст. 3 ГК РФ, согласно которой в систему источников гражданского права не входят внутренние документы корпораций, обосновывает позицию, согласно которой нельзя придавать таким документам корпораций нормативный характер. При этом, одни полагают, что такие документы не являются ни нормативными, ни индивидуальными [11. С. 42-60]; другие считают их управленческими решениями, выступающими отдельным основанием - юридическим актом, с которым связывается возникновение гражданских прав и обязанностей [12. С. 158]. Подобная позиция нашла свое отражение и в действующем ГК РФ. Так, согласно ст. 181.1 ГК РФ решение собрания, с которым закон связывает гражданско-правовые последствия, порождает правовые последствия, на которые оно направлено, для всех лиц, имевших право в нем участвовать (в т.ч. участников юридического лица).

Мы полагаем внутренние документы корпораций нормативными, кладя в основу нашей убежденности такое обоснование как лично-свободный характер внутрикорпоративных отношений, выливающийся в возможность самостоятельной организации и саморегулирования этих отношений их участниками посредством принимаемых ими внутренних документов, которые являются обязательными только для тех участников корпорации, в силу добровольного волеизъявления принявших их на себя в качестве обязательных и потому не способных распространяться на иных участников, которые не изъявили на это свою волю. В силу этого они, по сути, представляют собой акты частноправовой власти.

Интерес также вызывает квалификация способов защиты прав субъектов внутрикорпоративных отношений [13. С. 105-115].Мы полагаем, что комплексный подход к защите прав субъектов внутрикорпоративных отношений в АО и ООО РФ и АР специфическим образом проявляется во взаимодействии форм такой защиты, допускаемых их законодателями. При этом доминирующие - судебная защита в РФ и административная в АР - в обоих случаях дополняются неюрисдикционной защитой, что отвечает задачам обоих национальных законодателей по сочетанию оперативности, гибкости и т.п. характеристик неюрисдикционной защиты с гарантиями, даваемыми государственным правосудием.

При кажущемся простодушии такого подхода выявление факта взаимодействия юрисдикционной и неюрисдикционной форм защиты прав в РФ и др. при наличии преобладающего воздействия административного способа защиты прав субъектов внутрикорпоративных отношений, в нашем понимании имело целью обозначить мысль о том, что в национальных правопорядках законодатели стремятся реализовать свои телеологические соображения, направленные на сочетание оперативности, гибкости и других подобных характеристик неюрисдикционной защиты с гарантиями, даваемыми государственным правосудием, что, по нашему мнению, безусловно, отвечает потребностям времени.

К данному утверждению также можно поставить, во-первых, вопрос о причине невозможности использования таких выделяемых авторами способов защиты корпоративных прав, как самозащита и меры оперативного воздействия, в качестве общих для субъектов внутрикорпоративных отношений, и, во-вторых, не появляется ли возможность применения этих способов защиты в случаях, когда в качестве оснований возникновения корпоративных отношений выступают различные соглашения, заключаемые участниками корпораций между собой, например, корпоративный договор, акционерное соглашение, решение собрания и т.п.

Относительно первого вопроса отметим, что акционерные общества и общества с ограниченной ответственностью имеют как сходства, так и различия в порядке управления и взаимодействия участников между собой и с корпорацией. Самозащита и меры оперативного воздействия имеют крайне специфический характер, зависят от конкретной ситуации, в силу чего представляется крайне затруднительным применение этих способов защиты в качестве общих для АО и ООО.

Вместе с тем, мы не исключаем возможность их применения в случаях, когда основанием возникновения отношений между акционерами и участниками ООО выступают соглашения акционеров и участников таких корпораций между собой. Таким образом, мы допускаем применение в праве, в том числе российском, указанных способов защиты, исходя из того, что внутрикорпоративные отношения имеют лично-свободный характер, заключающийся в возможности самостоятельной организации и саморегулирования их участников. Самозащита, например, как способ защиты прав субъектов гражданского права предусмотрена в статье 12 ГК РФ, императивного запрета на ее применение в деятельности юридических лиц не имеется. Ранее самозащита предусматривалась российском корпоративном законодательством, но позже была исключена из Закона об АО. Даже при этом мы полагаем применение ее и мер оперативного воздействия возможным в тех случаях, когда участники корпорации предусмотрели такую возможность в соглашении между собой.

Мы осветили лишь некоторые вопросы, которые могут возникнуть применительно к внутрикорпоративным отношениям, однако, полагаем, что и данные нами ответы будут полезны научному сообществу в плане взаимного обогащения и научной дискуссии. Отметим также, что и иные вопросы в сфере обозначенных отношений нуждаются, безусловно, в дальнейшем исследовании. Эту работу мы оставляем себе и коллегам на будущее.