Relevance of Alexei Alexeyevich Borovoy’s heory of anarchism: political legal aspects

Bystrov Andrey Sergeevich Post-graduate student, Assistant, the department of Theory and History of Law, National Research University “Higher School of Economics” 101000, Russia, Moscow, Myasnitskaya Street 20 bystrov.andrew@gmail.com Other publications by this author

Изучение современного государства, его институтов, механизмов и направлений трансформации – одно из наиболее популярных и одновременно перспективных направлений политико-правовых исследований. Происходящие изменения в мире, эрозия прежде незыблемого государственного суверенитета, появление новых техник администрирования и управления коллективными ресурсами – все это ставит перед актуальной политикой ряд насущных задач, нуждающихся в мощном теоретическом обеспечении, а следовательно, и соответствующих научных разработках.

Вместе с тем, подобная артикуляция ключевых проблем заставляет исследователей, занимающихся соответствующей проблематикой, существенно обновлять свой методологический инструментарий. Место государства в системе как общественных, так и международных отношений, вне всяких сомнений, неизбежно меняется, и потому подходы, разработанные в первой половине двадцатого века и опирающиеся, к примеру, на неопозитивистскую методологию, могут порой не соответствовать наблюдаемым реалиям. Так, А. Вендт предлагает использовать квантовые исследования в области физики для описания процессов, происходящих в мировой политике ^[14]; Дж. Даймонд и многие другие представляют географически детерминированные взгляды на исторический процесс ^[7]; психологи и экономисты (Д. Канеман, А. Тверски), занимающиеся когнитивной экономикой, разрабатывают методики nudge-менеджмента в государственном управлении ^[8]. В этой связи вполне естественным шагом можно считать обращение не только к подобным междисциплинарным исследованиям, но и к наработкам некоторых течений социально-политической мысли, которые сегодня являются, пожалуй, незаслуженно забытыми или игнорируемыми. Речь в данном случае может идти о мир-системном подходе И. Валлерстайна ^[6], неомарксизме Р. Пребиша с его концепцией «периферийного капитализма» ^[10], но в привязке к российской действительности таковым является, конечно же, анархизм, причем представленный не только классическим дуумвиратом в лице П. А. Кропоткина и М. А. Бакунина, но и таким интересным и самобытным автором, рискнувшим пересмотреть классическую парадигму этого направления, как Алексей Алексеевич Боровой.

Отечественный анархизм представляет собой не просто довольно редкий случай, когда русские авторы входят в minimum minimorum, необходимый для знакомства с течением в целом ^[2], но и показательный пример табуирования весьма необычного для отечественной повестки взгляда на основные политические вопросы. По целому ряду пунктов он радикально расходится с привычно используемыми на государственном уровне категориями «традиционных ценностей»; этатизму он противопоставляет самоуправление,  законодательству – договор, а суду и цензуре – права личности. Вероятно, в этом частично и заключается отказ от широкого освещения анархистских концепций в современном политико-правовом дискурсе; они считаются не столько архаичными и невалидными, сколько опасно деструктивными в отношении даже тех немногих конвенциональных полей, где наблюдается компромисс или консенсус системных политических сил.

Вместе с тем, анархизм, несмотря на определенного рода научное и политическое забвение, поразительно актуален в настоящий момент. Обсуждение прямой демократии, партисипативной политической культуры, информационного общества, «открытого правительства» и политических сетей во многом созвучно анархическим представлениям; не случайно в этой связи, что писатель А. Мур, создавая графический роман «V for Vendetta», в котором критиковался «консервативный поворот» М. Тэтчер и Р. Рейгана, противопоставил последнему именно радикальный анархизм. Кроме того, взгляды таких философов, как теоретики либертарианства М. Ротбард и Р. Нозик, обусловили появление современной ветви анархизма - анархо-капитализма, а Х. Бей и С. Ньюман обращаются к творчеству М. Штирнера для образования направления «постанархизма». Имеющийся курс на виртуальную индивидуализацию политического участия или интерпретацию гражданина как клиента также может быть напрямую связан с традиционными позициями индивидуалистического анархизма.

История становления: системные параллели

Творчество теоретика российского анархизма А.А. Борового, вызывает особый интерес не только в части его непосредственного содержательного изучения, но и в отношении генезиса, становления взглядов философа на основные социально-политические проблемы. Подобный ракурс позволяет нам рассмотреть сходство как позиций, которые были выражены Боровым и которые сегодня высказываются некоторыми теоретиками, так и условий, в которых были сформированы и первые, и последние.

Во-первых, отечественный анархизм, современником и представителем которого являлся А.А. Боровой, «вырос» из модернизационных процессов, происходивших в стране на рубеже XIX и XX вв. Урбанизация и индустриализация, эрозия сословной стратификации и традиционных культур, религиозный кризис и трансформация системы управления – все это создавало не только переменчивую социальную среду, но и разлитую в обществе депривацию. Современное состояние мировой экономики намекает столь же тревожный период трансформации: потенциальная смена технологического уклада, перенос производств из развитых стран в развивающиеся, крах некогда крупных индустриальных центров создают опасную неопределенность как во внутренней политике целого ряда государств, так и в международных отношениях. Существование во многих странах "гибридных" политических режимов, представляющих собой некое промежуточное состояние между стандартами демократии и авторитаризма, наилучшим образом иллюстрирует возникшую неопределенность социальных практик.

Во-вторых, российский анархизм и во времена Борового, и на современном этапе представляет собой резкую критику распадающихся моделей идентичности, которые, тем не менее, пытаются зацепиться за сохранение status quo. Безусловно, имперская модель, обратившаяся на исходе XIX в. к националистическому подкреплению ^[9], вряд ли может быть напрямую найдена в современной действительности; тем не менее, проблемы с коллективными ценностями и адаптацией общества к новым политическим реалиям существуют и поныне. Расцвет индивидуализма в рамках философии и художественной литературы, наблюдавшийся в пределах belle epoque, сегодня может сравниваться с индивидуализацией сетевой культуры онлайн-коммуникаций и постмодернистскими течениями в искусстве; возможно проведение и параллели между крахом движения народничества и Парижской коммуны и кризисом современных систем партийно-парламентского представительства. Вопросы цельности человеческой личности и допустимых форм коллективного общежития - вот, в значительной степени, центральные вопросы как анархо-индивидуализма, так и анархо-синдикализма, которые красной нитью проходят на протяжении всего творческого периода А.А. Борового.

В-третьих, многочисленные исследователи отмечают, что «проблема легитимности государственной власти стоит в современном обществе не менее остро, чем сто лет назад» ^{[1, с. 4]},  а это значит, что поиск и изучение альтернативных социальных конструкций должен быть продолжен как в сфере политико-правовой теории, так и в актуальной политической практике. Существующие доктрины и концепции подчас предлагают чрезвычайно синкретический фундамент для работы в этом направлении - похожая ситуация наблюдалась и в конце XIX века. Штирнерианство и персонализм, ницшеанство и бакунизм, работы Бергсона, Кропоткина и Маркса - вот что сформировало мировоззрение А.А. Борового; вероятно, сегодня его взгляды могут лечь в основу инновационных воззрений, рассматривающих основные политические проблемы современного мира.

Общая характеристика взглядов А.А. Борового

Понимание системы взглядов Борового, которые наилучшим образом обозначены исследователями как "анархо-гуманизм" ^{[12, с. 164]}, невозможно без обращения к его собственной оценке связи своих убеждений с социально-экономической конъюнктурой современного ему периода истории; сам мыслитель неоднократно подчеркивал созвучность своих убеждений с актуальными трендами в европейской философской и политической мысли. Бесспорно, поставленная нами задача затрудняется как минимум тем, что многие архивы, связанные с творчеством А.А. Борового, до сих пор не проработаны исследователями [В РГАЛИ находится фонд А.А. Борового, который содержит более 50.000 листов], равно как и тем обстоятельством, что сам анархист неоднократно пересматривал определенные элементы собственного мировоззрения, а также признавал своеобразную непреодолимую "незавершенность" анархизма per se - однако это не означает принципиальной невозможности кратко охарактеризовать общую конфигурацию анархизма в его представлении. "Несмотря на непримиримые противоречия между отдельными течениями анархистской мысли, — писал сам Боровой, — есть своеобразная программа-минимум… в ряду этих принципов отрицание власти, принудительной санкции, а следовательно — всякой организации, построенной на началах централизации и представительства… отрицание права и государства… отрицание политических форм борьбы, демократии и парламентаризма… отрицание капитализма" ^{[3, с. 19]} [Здесь право, очевидно, употребляется в смысле приказа спущенного сверху. Далее мы увидим, что Боровой оперирует другой оппозицией «право – законодательство», где право есть свободное конвенциональное регулирование общественных отношений.].

Уже критика современных Боровому представителей анархизма (от Штирнера до Кропоткина) может дать нам примерное представление о его взглядах. Развивая бакунинскую идею развития личностного начала, Боровой при этом упрекает соратника в неизжитом рационализме; признавая выдающийся вклад П.А. Кропоткина, Боровой критикует его за неоправданное превознесение "коммуны, на какой бы низкой ступени она ни стояла" ^{[3, c. 66-67]}. Для приват-доцента Московского университета (Боровой занимал эту должность в 1902-1910 гг.) анархизм базируется на одновременном отрицании традиционных для коллективистских концепций сциентистского и механистического толка и отказе от штирнеровского "бесплодного блуждания в дебрях опустошенной личности" ^[13]. Начавшись с отсылок на К. Маркса и Ф. Ницше, творчество Борового в дальнейшем обращается к взглядам А. Бергсона и синдикалистов, вплетает в анархическую доктрину элементы мистицизма и интуитивизма, оборачивающегося признанием в индивидуальной личности "начала, конца и смысла бытия".

Анархо-гуманизм Борового можно, опираясь на имеющиеся оценки его творчества, охарактеризовать через три краеугольных тезиса ^[11].

Во-первых, Боровой последовательно придерживался позиций "антирационализма": сыграв свою положительную роль в эволюционном развитии человечества, рационализм, с его точки зрения, превратился в ограничивающий, тормозящий дальнейшее течение этой эволюции фактор. Имеющаяся в творчества автора апология активной творческой жизни, своеобразного бунта против системы опирается, таким образом, на отрицание эгоистичного, подчиненного хищническим мещанским инстинктам индивида, воспитанного посреди буржуазных шор и мифов.

Во-вторых, анархо-гуманизм Борового уместно считать  тяготеющему к индивидуалистическому по своей природе ответвлению анархизма. «Индивидуализм»: личное освобождение, совершенствование личности, ее духовный и культурный рост - все это является приоритетным задачами, которым лишь препятствуют как государственные институты, так и привычные формы коллективной политической борьбы, такие, как существующие внутри парламентской системы партии.

Третьим фундаментальным элементом анархо-гуманизма для Борового является личностный "активизм" - постоянная, непрекращающаяся борьба за права и свободы, в которой и состоит смысл ниспровержения привычных насильственных форм властвования и господства. Неразрешимое, постоянное противостояние личности и искусственных форм коллективного угнетения лежит для Борового в основе отрицания какого-либо конечного общественного идеала. «Конструирование „конечных“ идеалов, — пишет он, — антиномично духу анархизма» ^{[15, c. 41]}. В этом активизме, очевидно, доминирует "романтическое" и даже "экзистенциальное" начало, что не мешало, однако, в своем творчестве Боровому неоднократно понимать важнейшие политико-правовые вопросы, сохраняющие свою актуальность вплоть до сегодняшнего дня.

Личность, общество и государство в творчестве А.А. Борового

Одним из таких вопросов была проблема роли личности в политическом развитии. Боровой довольно подробно рассматривал эту проблему в своих произведениях; «Общественный процесс… есть процесс непрестанного самоосвобождения личности через прогрессирующую же общественность, - писал он. - Анархизм строит свои утверждения на новом понимании личности, предполагающем вечное и антагонистическое ее движение» ^{[15, c. 64]}.

Чем скована личность, существующая в обществе, современном Боровому и, в значительной степени, знакомом нам? Она скована государством и проистекающим из него законодательством, основанном на насилии и принуждении, она скована имеющимися в обществе предрассудками, она скована коллективистскими концепциями, отрицающими индивидуальное участие как основу социальной жизни. "В буржуазном обществе культура личности в массе невелика. Там, где миллионы людей долгие дни проводят в душных и жарких мастерских или годами гложут осиновую кору, там некогда думать о голоде духа", - пишет Боровой ^[4], и нельзя не обратить внимание на то, насколько актуальны его слова в начале XXI века с его сохраняющимся неравенством и ужасающим порой уровнем бедности.

Угроза со стороны государства - центральный момент в анархизме, и Боровой не может обойти его своим вниманием. Называя (вслед за Ницше) государство «самым холодным чудовищем», Боровой не просто обличает его классовую и агрессивную природу, но и старается раскрыть глубину, на которую простирается идеологизированное господство государственных структур; много позже похожую задачу поставят перед собой неомарксисты. Боровой утверждает, что государство, произрастающее, несомненно, из целого ряда задач, чье решение необходимо для общественного и индивидуального прогресса, тем не менее, быстро превращается в самоценный институт, вещь-в-себе, стремящуюся к тотальной власти над человеком. От выполнения полезных функций оно переход к доминированию и гегемонии - и былое утилитарное начало растворяется в этом новом измерении государства; в представлении Борового "нет того гнусного произвола, нет того тяжкого угнетения, которое бы не покрывалось" государственным участием и заботой о неком "общем благе" ^[4].

Для Борового порочны не только непосредственные репрессивные институты государства (суды, полиция, армия), но и те его элементы, которые позитивно воспринимаются многими поверхностными критиками насильственного господства. Боровой яростно обрушивается на парламентаризм: "Парламент далеко не есть слуга народа, оберегающий его вольности против тиранических поползновений правительства, а есть сам — правительство, сам — орган государственной власти" ^{[3, c. 89]}. В представительных структурах и партиях, в профсоюзах и массовых движениях теряется та самая личность, которая должна быть высвобождена по результатам революционной борьбы, и виной тому - ложный компромисс, иллюзия траектории "малых дел". "Конституционное правительство наших дней является безответственным деспотом, неограниченным владыкой, перед которым стирается в прах „народная воля“, представляемая парламентом, и который разливает благодеяния вдохновляющему классу, беззастенчиво угнетая в то же время другие группы", - резюмирует Боровой ^{[3, с. 90]}. В конституционно-представительном обществе, по его мнению, для личности нет места - удивительно, насколько созвучны эти взгляды современной критике парламентаризма и представительной демократии.

Впрочем, не меньшую угрозу для личности представляют и идеализированные представления о благой "естественной" общине, своеобразном "естественном состоянии". "Община есть идеальное соглашение между отдельными личностями, добровольно группирующимися в целях достижения общего интереса"  ^[4], - признает Боровой, но ни малейшего отношения к поверхностному превознесению общинных институтов это не имеет. Ведь ключевым моментом здесь остается "отдельная личность" и ее "добрая воля", а ничего подобного невозможно, по мнению Борового, отыскать ни в крестьянской общине (ее анархист упрекает в "воспитании рабов"), ни тем более в каких-то древних обществах, которые не в состоянии удовлетворить даже базовые потребности человека в саморазвитии и высвобождении активного личностного начала. Более того, Боровой указывает, что "в отдельных догосударственных формах мы найдем ту же способность убивать свободную личность и свободное творчество, как и в современном государстве" ^{[3, с. 67]}. Да, там субъектом принуждения становится не государство - но эту роль берет на себя "община", "мир", "масса", "народ" и т.д.

"Микробы власти рассеяны повсюду, - пишет Боровой, - Легенды о "золотом веке" давно пали" ^{[5, с. 16]}. Личность не свободна не только по причине наличия государства - нет, вся современная система социальных отношений нуждается в ревизии, пересмотре и прогрессивном импульсе, некоем толчке вперед. Источником этого должен стать отказ от капиталистического государства с его навязанными нормами в пользу анархического проекта, проходящий, впрочем, через социалистический этап общественного развития, являющийся необходимым для совершенствования производительных сил человечества и удовлетворения его базовых потребностей. "Царству абсолютной хозяйственной независимости человека, а следовательно, его полной эмансипации, должен предшествовать социалистический строй, - пишет Боровой, и тут же дополняет. - Всякий последовательный анархист должен не бороться против надвигающегося социалистического строя, а, наоборот, жаждать его приближения, ускорить его наступление, чтобы затем биться с ним в последней борьбе" ^[4].

Как выглядит политический мир, основанный вокруг высвобожденной личности? Боровой, к несчастью, не описывает его цельно и полноразмерно, вновь обращаясь к моменту принципиальной невозможности прогнозной характеристики анархизма. Тем не менее, некоторым политическим моментам Боровой пытается задать конкретную траекторию развития, в том числе и в вопросе нового формата такого явления как право.

«Мы не знаем ни одного человеческого общества (задолго до образования государств), которое бы не было известным правопорядком. Совместная жизнь требует известных правил, но правила эти могут быть различны" ^{[3, ст. 140]}, - справедливо замечает Боровой. Правила общества победившего анархизма - это следствие многочисленных добровольных соглашений и конвенций. Новое сознание, подкрепленное свободой цельной, сложившейся личности, - вот что должно лечь в основу правовых соглашений. Боровой также отрицает высказываемые в адрес анархизма обвинения в отсутствии ограничений для аморального, безнравственного, безответственного поведения; нет, подлинный, "не мечтательный" анархизм, по его мнению, не предполагает ничего из этого. Новое "право не будет вдохновляться идеей растворения личности в целом, (…) не будет изливаться благодетельным потоком сверху (…) Оно будет органическим порождением беспокойного духа, почувствовавшего в себе силу творца и жаждущего своим творческим актом выразить искания свои в реальных, доступных человечеству формах" ^{[3, с. 146]}, - указывает Боровой.

Заключение

Изучение творчества А.А. Борового и его концепции анархо-гуманизма сохраняет свою актуальность по сей день - во многом по причине тех обстоятельств, которые вновь выдвигают на передовую социально-политической мысли проблемы личного участия в политическом процессе, вопросы прямой демократии и индивидуальных свобод. Нестабильность современных международных отношений, появление новых вызовов привычным стандартам государственного управления, и без того находящегося в кризисе из-за дефицита представительства и сложностей выработки экономического курса, - все это также обеспечивает актуализацию взглядов и концепций, незаслуженно обойденных вниманием отечественных теоретиков и практиков.

В теоретическом наследии А.А. Борового могут быть обнаружены многие вполне злободневные суждения, проводящие пусть условную, но все же небезынтересную параллель между политическим кризисом в Российской империи рубежа XIX и XX веков и современным положением нашей страны. Рассмотрение вопросов общественной самоорганизации, индивидуального активизма, потенциального сотрудничества и кооптации с государственными институтами вполне естественно сопровождается весьма радикальными оценками Борового, напрямую связанными с его глубинными убеждениями, - однако даже эта резкость может являться позитивным сценарием для современной критики и деконструкции базовых стереотипических суждений, тормозящих социально-политический прогресс.