Integration process and separate aspects of the impact of neuroscience upon the development and formation of the modern criminal law

Orlov Dmitry Vladimirovich PhD in Law Docent, the department of Criminal Legal Disciplines, Law Institute of Vladimir State University named after Alexander and Nikolay Stoletovs 600005, Russia, Vladimir, Studencheskaya Street 8 ordmvl@mail.ru Other publications by this author

Современное уголовное право характеризуется интенсивным использованием нетрадиционных инструментов, тенденциями к неосновательному механическому заимствованию институтов, положительно зарекомендовавших себя в других правовых системах, кардинально отличающихся от российской. Значение термина «интеграция» определяется от латинских слов integrum - целое, integratio - восстановление, восполнение и означает объединение сплочение, политических, экономических, государственных и общественных структур в разных масштабах (уровнях) - региональных, мировых, государственных^[1]. Опираясь на содержание данного понятия процесс интеграции (интеграционный процесс) можно охарактеризовать как явление объединения политических, экономических, государственных, общественных структур от идеи до момента её реализации. В методологическом плане, влияние на право, и его отрасли интеграционного процесса, преимущественно сосредоточено в системно-методологическом подходе, позволяющем на основе междисциплинарного синтеза аккумулированных знаний установить различные уровни детерминации с последующим их обобщением. Со временем, термин интеграционный процесс, заимствованный из других неюридических направлений науки^[2] был воспринят в праве и его отраслях, с формированием условного типа понимания права - интегративного, который в самом кратком виде можно обозначить, как «синтез позитивных и непозитивных правовых знаний»^[3], нацеленного за счёт его специфики на создание актуального в социальном измерении права, способного противостоять комплексу современных вызовов. Среди которых, большинство современных учёных-правоведов особенно выделяют процесс глобализации права^[4]. В историко-правовом аспекте отечественное уголовное право структурировалось в самостоятельную отрасль права поступательно. Прежде всего, отраслевая индивидуальность уголовного права проявляется в его функциональной направленности и специально-юридических методах регулирования общественных отношений, в которых использованию регулятивно-охранительной функции отводится, решающее значение. На каждом историческом отрезке, по мере развития и усложнения социальных отношений, под влиянием новых детерминантов появлялась насущная потребность совершенствования методологических оснований уголовно-правовой науки. Соответственно, для качественной регуляции социальных конфликтов последовательно корректировался и совершенствовался собственный накопленный доктриной базовый частно-научный инструментарий. Профессор А. Э. Жалинский, освещая проблематику методологических оснований уголовного права, справедливо отметил, что «природа уголовного закона и права, место наказания как формы насилия в истории, причинность (детерминизм и индетерминизм), воля, цели человеческого поведения постоянно составляли важнейшие блоки общественного сознания, включая его проявление в философских учениях»^[5]. Более сорока лет назад нейрофизиолог Хосе Дельгадо на арене корриды остановил разъяренного быка нажатием кнопки на маленьком передатчике. Быку в мозг были вживлены электроды^[6]. Казалось бы, какое отношение может иметь к природе уголовного закона и права, а также фундаментальным его понятиям преступлению и наказанию эксперимент, который провел Х. Дельгадо? Оказывается, самое непосредственное, поскольку нейроэкономика^[7] (также в научных трудах и специальных публикациях встречается под терминами «нейронаука», «поведенческая экономика»), как продукт глобализационного процесса и научно-технического прогресса претендует, как минимум отодвинуть на второй план многие традиционные естественные и социолого-гуманитарные науки, включая право, отводя им незавидную роль обслуживающих смоделированную нейронауку отраслей знаний, а как максимум в недалекой перспективе заменить системно взаимодействующие между собой многие универсальные регуляторы общественных отношений глобальным компьютером, жестко через сеть по примеру быка контролирующим любые нежелательные мысли и поведенческие начала человека. При этом, как уже не раз бывало в истории (особенно контрастно на примерах конформизма агрессивным политико-идеологическим и утопистским теориям) цели и задачи объединенной нейроэкономики, если следовать логике её представителей П. Глимчера, П. Самуэльсона, Т. Хорвата, К. Маккейба, П. Зака всегда социально полезны: «создание рационального и неконфликтного общества, максимизации счастья всем и каждому за счет ограничения чрезмерной требовательности отдельных индивидов, и т.д.»^[8]. Претендуя на оформление нейроэкономики, как новой элитарной отрасли науки, её методология^[9] представляется самым размытым местом в возможности её анализа и конкретизации. Здесь избирательно синтезируются и интегрируются самые разнообразные методы, концепции и теории: философско-правовые, математические, физические, химические, биологические, психологические, политико-экономические, и т.п., позиционируемые, как нейроэкономические методы, решающее значение в которых отводится эксперименту для возможности создания формальных моделей^[10]. Рассмотрим отдельные аспекты интегративной связи нейроэкономики и ее соотношение с наукой уголовного права. Прежде всего такая связь прослеживается в содержании раскрываемых формальных моделей, которые по мнению учёных-нейроэкономистов применительно к уголовно-правовой доктрине показывают полное отсутствие свободной воли у индивида^[11], то есть того из столпов, на котором выстраивается догма и формируемые на её основе институты и принципы уголовного права: основания и критерии уголовной ответственности, вины, преступления, наказания, соучастия, причинно-следственной связи, превенции и ряде других. Так, нейроэкономисты, в их числе и В. Ключников утверждают, используя тезис о том, что решение о конкретном поведенческом акте индивида принимают нейроны за восемь секунд до того, как человек воспринимает его сознательно^[12]. В этом ключе, отмеченные достижения нейронауки отдельными учеными - криминалистами активно вводятся и в уголовное право. Так, профессор юридического факультета Университета Геттингена Г. Дуттге (Германия), полагает, что индивид при выборе действий прогнозируем, а существующая интерпретация «свободы воли», состоящая из совокупности внешнего действия и его последствия представляет самообман^[13]. Взамен в теории нейронауки предлагается наказывать или применять принудительные меры медицинского характера не к преступникам либо признанным невменяемыми лицам, а к тем индивидам, у которых будет обнаружен пониженный порог восприятия наказания^[14]. Но и это ещё не предел. Отдельные исследователи пошли дальше, потенциально рассматривая возможность замены абстрактной конструкции вины и элемента субъективного усмотрения в уголовном законодательстве созданием и использованием в суде результатов сканирования головного мозга^[15]. Гипотетически, прикладное значение такого результата, может выражаться в том, что превентивное значение и потенциал уголовного права будет сводиться к формальному выявлению людей с упомянутым низким порогом восприятия, по аналогии с обязательными профессиональными медицинскими осмотрами. Но главный прикладной недостаток сосредоточен в том, как будет преобразовано и реализовываться само наказание, в смысле его внешнего физического выражения, как быть с теми, кто иррационален по природе и не соответствует усредненным параметрам соответствия деятельности головного мозга^[16]? Ответы на эти вопросы, по нашему убеждению достаточно аргументировано иллюстрирует сама история уголовного права, и в особенности та её часть, которая посвящена юридическому анализу такого состава преступления как геноцид (статья 357 УК РФ)^[17]. В этом контексте комфортабельной для формирующейся нейроэкономики оказалась и политико-правовая платформа теории «либертарного патернализма», активно развиваемая Р. Талером и К. Санстейном (известным юристом и действующим экономическом советником Президента США). Данные авторы со ссылкой на достижения нейроэкономики полагают, что свобода выбора индивида, а равно как и индивидуальность личности, воспринятая в философии, праве, психологии и экономике излишне переоценена. В связи с этим К. Санстейн и Р. Талер находят необходимым не только качественно изменить сложившиеся методы государственного управления, но и по сути радикально приспособить под них право, не исключая уголовное, в котором главенствующим руководящим принципом будет являться благосостояние (курсив наш Д.О.). Для его достижения предлагается масштабная законодательная ревизия по созданию новых социальных институтов, предоставление более широких полномочий государственным органам в вопросах социального регулирования (по формуле государство единственный публичный регулировщик), которые бы помогали субъектам расставлять приоритеты в пользу правильного выбора^[18]. При этом право, в частности уголовное, интересно авторам лишь в той мере, в которой оно позволяет на нормативной основе применять репрессивный инструментарий к субъектам, уклоняющимся от исполнения императивной обязанности сделать «правильный выбор». Причем применение принуждения, если следовать руслу дискуссии между Р. Талером и профессором экономики Нью-Йоркского университета М. Риццо на электронном ресурсе издания The Wall Street Journal должно применяться по убеждению Р. Талера и к субъектам, разрабатывающим законодательство^[19]. Следующим важным моментом, который имеет взаимосвязь с базовыми вопросами преступления и наказания в уголовном праве являются результаты экспериментов нейронауки, показывающие влияние на положительные эмоции человека биологически активного химического вещества «допамина», своеобразного эквивалента удовольствия человека. Функционально этот нейромедиатор способен кардинально изменить не только в положительную сторону сами основы поведения человека в социальной среде, но и за ним негативно преобразовать существующий механизм наказания, выступая в необходимых случаях блокатором воли индивида. Ученые выделили одно из его главных качеств – «допаминергическая система наделяет объекты ощущением субъективной ценности»^[20]. На этой основе, в продолжение экспериментов по изучению различных аспектов социального влияния и уровней вторжения их в индивидуальные системы оценки, ученые создали химическое вещество «окситоцин»^[21], стимулирующее действие допаминергической системы. Казалось бы, внешняя привлекательность таких достижений очевидна, прежде всего, за счет целого набора положительных конечных социально-значимых целей: идеальное бесконфликтное общество благосостоятельных людей. Но в историко-философском контексте, следует четко разграничивать путь следования от идеи к самому результату, что доступно показали итоги многочисленных и непрекращающихся социальных катаклизмов и революций, приводящих к коренному изменению формации государств, формально, в каждом из случаев преследующих те же «благие цели». В этом смысле прав британский социолог Э. Гидденс, обозначив наше время периодом «радикальной современности»^[22]. Другое возражение касается готовности и способности отдельного общества принять такую парадигму, в купе с новыми достижениями научно-технического прогресса, как например это было с открытием расщепления ядра. Вторым, и, пожалуй, наиболее размытым местом теоретических выкладок нейронауки является конкретная институция, элита, и т.п., которая будет прикладным порядком применять весь этот обширный инструментарий – выявлять лиц с пониженным порогом восприятия наказания, взамен мер уголовной репрессии, воздействуя на их допаминергическую систему, рационально самоосвобождаясь от экономического бремени и комплекса правовых и социальных обязательств. К примеру, по средствам блокирования естественных инстинктов таких лиц компенсацией ощущения субъективной ценности. В итоге, значение как таковой юридической, в том числе и уголовной ответственности, с ее социальной обусловленностью, адресным характером и превентивным назначением подменятся абстрактной моделью нейробиологической ответственности. Однако некоторые из достижений, несомненно, имеют научную и прикладную значимость. Отраслевые направления науки, рассматривающие поведенческие особенности человека констатируют, что всякому индивиду, как представителю социума свойственна ориентация на мнение большинства, рассматривая такое правило следствием естественного отбора. Исследователи от нейронауки, весомо подкрепили этот вывод заключением о том, что мозг отдельного человека воспринимает любые отличия от группы (мнения большинства) как ошибку^[23]. В итоге, следует констатировать, что обозначенные особенности действия нейронов человека, предшествующие его поведенческим актам; тяготение мнению большинства, подкрепленные результатами экспериментов обогащают общенаучное знание рефлексии и в прикладном плане ограниченно могут представлять интерес и для уголовного права. В частности это касается таких актуальных вопросов, как: назначения наказания при простом и сложном соучастии в преступлении; устранения квалификационных ошибок при провокации преступлений, в контексте юридического анализа малоизученных взаимоотношений провокатора и провоцируемого лица.