注释,注释: Статья посвящена малоисследованной в отечественной гуманитаристике теме – вопросу «смены образа» [1] богов, религии и теологии в творчестве немецкого писателя и мыслителя Эрнста Юнгера (1895 – 1998). В России этот автор больше известен как один из идеологов консервативной революции. Однако в послевоенные годы Э. Юнгер значительное внимание начинает уделять вопросам религии и церкви. И это не случайно. Э. Юнгер считал, что в новом технологизированном обществе сущность человека подавляется, он перестает ощущать истинные ценности жизни, перенося их на внешние. По мысли писателя, найти выход из этого положения можно только при опоре на помощь трех великих сил: искусства, философии и теологии. Однако возлагая на них столь важную миссию, Э. Юнгер делает принципиальную оговорку – старые религии и церкви, основанные на вере, сегодня могут бороться только с последствиями проекта Просвещение. Борьба с «химерами» и Левиафанами современности под силу только новым формам духовной жизни и новым духовным практикам, которые приближают человека к самому себе, и которые мы определяем как трансцендирование. Начиная с «Ухода в Лес», через «Гелиополь» и «Эвмесвиль», Э. Юнгер постепенно нащупывает их «образ». По мысли писателя, он, а следовательно, и «образ» нового мира будут целиком и полностью зависеть от качества свободы человека. Тогда «божественное, желая явиться в высшей степени одухотворенности» больше не будет нуждаться в масках животных и людей. Новая теология станет отличаться новым качеством языка, на котором человек сможет говорить о богах – таковым для Э. Юнгера является поэзия. В этом смысле для творчества «последнего рыцаря» характерен высочайший гуманистический пафос, а сам он, несомненно, является «пророком» иной Реформации.

Abstract: The article is devoted to a little–studied topic in Russian humanities – the issue of "changing the image" [1] of gods, religion and theology in the works of the German writer and thinker Ernst Junger (1895 - 1998). In Russia, this author is better known as one of the ideologists of the conservative revolution. However, in the post-war years, E. Junger began to pay considerable attention to issues of religion and the church. And this is not by chance. E. Junger believed that in a new technologized society, the essence of a person is suppressed, he ceases to feel the true values of life, transferring them to external ones. According to the writer, it is possible to find a way out of this situation only by relying on the help of three great forces: art, philosophy and theology. However, by assigning such an important mission to them, E. Junger makes a fundamental reservation – the old religions and churches based on faith can only fight the consequences of the Enlightenment project today. The struggle against the "chimeras" and Leviathans of modernity is only possible for new forms of spiritual life and new spiritual practices that bring a person closer to himself, and which we define as transcendence. Starting with "Going into the Forest", through "Heliopolis" and "Eumeswil", E. Junger gradually finds their "image". According to the writer, he and, consequently, the "image" of the new world will depend entirely on the quality of human freedom. Then the "divine, desiring to appear in the highest degree of spirituality" will no longer need masks of animals and people. The new theology will be distinguished by a new quality of language in which a person can talk about the gods – poetry is such for E. Junger. In this sense, the work of the "last knight" is characterized by the highest humanistic pathos, and he himself is undoubtedly the "prophet" of another Reformation.

注释,注释: Статья посвящена проблемам и перспективам ожидаемого / начавшегося социального и ценностного сдвига, простимулированного и легитимированного пандемией COVID-2019. Современный мир уже давно и на разных уровнях (универсализм / партикуляризм) ищет новую систему «индивид – общество – государство» и соответствующий для нее ценностный базис. Будучи одновременно глобальным и индивидуальным вызовом, пандемия COVID-2019 позволяет запустить и апробировать имеющиеся «проекты Реформации», а также заложить фундамент для будущих. Это своего рода «высвечивание» «стоящего на пороге», вариант «дисциплинарной революции», которая позволяет говорить о «новом мире» уже официально. Но чтобы «мотивация» к новой социальной реальности была «не за страх, а за совесть», нужна также ценностная революция («революция в теологии»), которая бы сформулировала и предложила новые нормативные установки. В этом плане использование концептуальной рамки «Реформация» и ее паттернов, приближает нас к пониманию важности ценностного фундамента ожидаемой / начавшейся социальной трансформации. Еще важнее понимать, что это за ценностный фундамент и кто его формирует. Статья не дает конкретные ответы на вопросы, какую новую систему «индивид – общество – государство», новые этосы или «новую религию» несет с собой пандемия COVID-2019. Последствия подобных «революций» выявляются спустя длительное время и они далеко не всегда предсказуемы. Назначение статьи быть «оптикой», позволяющей рассмотреть контекст COVID-2019 и одновременно заглянуть за него.

Abstract: This article is dedicated to the problems and prospects of the expected/commenced social and value shift, which was stimulated and legitimized by the COVID-19 pandemic. For a long time and on different levels (universalism/particularism), the modern world has been seeking the new system of “individual – society – state”, as well as the corresponding value basis. Being simultaneously a global and individual challenge, the COVID-19 pandemic allows launching and testing the available “projects of the Reformation”, as well as laying the foundation for the future projects. This is the sort of “shimmering in the near distance”, version of the “disciplinary revolution”, which allows officially speaking of the “new world”. However, in order the “motivation” for the new social reality is “for conscience, rather than fear”, it requires the value revolution (“revolution in theology”), which would formulate and offer the new normative attitudes. In this regard, the use of the conceptual framework of the “Reformation” and its patterns leads towards the comprehension of importance of the value foundation of the expected / commenced social transformation. Even of greater importance is the understanding who forms this value foundation. The article does not provide specific answers to the questions which new system of “individual – society – state”, new ethos or “new religion” entails the COVID-19 pandemic. The consequences of such “revolutions” manifest later on and are rarely predictable. This article aims to be the “optics” that allows seeing the inner and the outer the context of the COVID-2019.

注释,注释: Статья посвящена одному из самых сложных и важных вопросов, который рассматривался и решался на Поместном соборе 1917–1918 гг. – проблеме правового статуса Русской православной церкви в условиях политической свободы, светскости и внеконфессиональности государства. В последнее десятилетие эта тема не раз становилась предметом внимания отечественных историков, богословов и религиоведов, но, к сожалению, она не выходила за границы эмпирически-реальной стороны церкви, как социального института, минуя ее сущностно-мистическое ядро – теоцентризм, социальность и тотальность. В задачи статьи входит показать: имел ли Собор собственный политический и религиозный дискурс, исходя из традиционного социального учения церкви о том, что она «уже» принадлежит Царству Божию, выработал ли он «срединный путь» во взаимоотношениях церкви и государства или вернулся на «исторические колеи»? Анализ деяний и определений Поместного собора 1917–1918 гг. позволяет заключить, что Собор, несмотря на соблазн / чаяние «свободной теократии», все же оказался во власти политического момента и стал ориентироваться на религиозную политику нового государства. В результате, вышедший из недр Собора итоговый документ – «О правовом положении Православной Российской церкви» – был основан на идее взаимных уступок, взаимных ограничений, с предложением которых церковь обратилась к государству. Это была попытка «церкви воинствующей» встать на путь медиации, коррелятивности мистического и рационального, что в русском православии и Русской православной церкви является одним из уникальных опытов подобного рода.

Abstract: This article is dedicated to one of the most complicated and paramount questions discussed at the 1917–18 Local Council of the Russian Orthodox Church in terms of the political freedom, secularism and non-confessionalism of the state. Over the recent decade, this topic has repeatedly become a subject of attention of the national historians and theologians, but unfortunately never exceeded the scope of the empirically real side of the church, as a social institution, passing over its conceptual-mystical core – theocentricism, sociality and totality. The goal of this work is to demonstrate whether the Council had its own political and religious discourse based on the traditional social doctrine of the church that it “already” belongs to the Kingdom of God, developed the “middle way” in the church-state relationship and returned onto the “historical paths”. The analysis of the actions and decisions of the 1917–18 Local Council of the Russian Orthodox Church allows concluding that despite the enticement of the “free theocracy” the Council still was under the thumb of the political moment and targeted the religious policy of the new state. Thus, the derived from the Council final document – “On the Legal Status of the Russian Orthodox Church” was based on the idea of mutual compromise and mutual restrictions, which the church addressed to the state. This was an attempt of the “militant church” to embark upon the path of mediation, correlativity of the mystical and rational, which in the Russian Orthodoxy and Russian Orthodox Church is one of the unique experiences of similar type.

注释,注释: Статья посвящена проблеме православного фундаментализма. Несмотря на актуальность данной темы, в отечественной социогуманитарной науке она не получила должного рассмотрения, что рождает к жизни многочисленные мифы, стереотипы и публицистические штампы.
По этой причине в центре внимания работы, прежде всего, находятся вопросы теоретико-методологического характера. В ней поднимается проблема дефинирования и модификаций религиозного фундаментализма, рассматривается соотношение религиозного фундаментализма и ортодоксии, взаимосвязь религиозного фундаментализма и религиозного обновления, выявляются истоки и идейный базис православного псевдофундаментализма.
Решение этих задач потребовало обращения к современным научным концепциям фундаментализма, а также идейному наследию русской религиозно-философской мысли XX века. Параллельно велась работа по концептуализации религиозного фундаментализма как амбивалентного феномена, который не исключает религиозный модернизм и другие противоположные религиозные идеологии и мировоззрения. Это позволило придти к следующим выводам:
1) Православный фундаментализм является сложным, многоуровневым и многоаспектным образованием. Его феноменология, структурно-функциональные особенности, а также формы проявления зависят не только от специфики православия, как самобытного направления в христианстве, но и от социкультурного контекста, в котором фундаментализм заявил о себе, от характера ценностей и целей, которыми знаменательна эпоха; 2) Доминирование в православном фундаментализме социально-политической проблематики при слабой разработанности или игнорировании богословских вопросов, стало причиной возникновения такого явления, как православный псведофундаменталим, который превращает религию в инструмент общественно-политической деятельности, цели и средства которого являются нехристианскими; 3) Православный фундаментализм амбивалентен, и ориентирован не только на архаизацию и консервацию, но и творческое обновление религии и общества. Он смотрит в будущее, предлагая новые социокультурные ориентиры и общественно-политические модели, объективно влияя на поиск дальнейшего пути развития.

Abstract: The article deals with the problem of Orthodox fundamentalism. Despite the importance of this topic, it was not given due consideration within Russian sociology. That brings to life numerous myths, stereotypes and media clichés. For this reason the article is primarily focused on the issues of theory and methods. It raises the issue of defining and modifying of religious fundamentalism discusses the relation between religious fundamentalism and orthodoxy, the correlation between religious fundamentalism and religious renovation, shows the sources and ideological basis of the Orthodox pseudo-fundamentalism.In order to meet these challenges it was necessary to address modern scientific concepts of fundamentalism and the spiritual heritage of Russian religious and philosophical thought of the 20th century. Work was conducted in parallel with this on the conceptualization of religious fundamentalism as an ambivalent phenomenon that does not exclude religious modernism and other opposite religious ideologies and world-views. On the basis of this the following conclusions were made:1) Orthodox fundamentalism is a complex multilevel and multifaceted phenomenon. Its phenomenology, structural and functional features and manifestations depend not only on the specific character of Orthodoxy as an original trend in Christianity but also on the social and cultural context in which fundamentalism appeared, on the nature of values and aims which are characteristic for the given period. 2) The domination of social and political agenda in the Orthodox fundamentalism in combination with under-development or ignoring of theological issues gave rise to the emergence of such a phenomenon as Orthodox pseudo-fundamentalism which makes religion an instrument of social and political activity with unchristian aims and means. 3) Orthodox fundamentalism is ambivalent and oriented not only towards archaization and conservation but also to a creative renovation of religion and society. It looks to the future, offers new guidelines, social and political models, which will have an objective impact on searching further ways of development.

注释,注释: В статье раскрывается смысл и историческое значение социально-политических проектов двух наиболее ярких форм русского православного реформаторства – старообрядчества середины XVII века и обновленчества начала XX века. В исследовательской литературе эти феномены традиционно рассматриваются как вектрально противоположные: обновленчество обычно ассоциируется с новацией и модернизацией, а старообрядчество – с фундаментализмом и верностью дониконовскому русскому православию. Однако вопреки этим представлениям, их исторический путь, проекты религиозных реформ и наконец, социально-политические концепции, имеют много общего, что указывает на некоторые важные узловые точки и закономерности российской церковной и социально-политической истории. Исследование базируется на методологии исторической феноменологии религии, которая рассматривает историю религий (дескриптивную дисциплину) и феноменологию религии (сравнительную и интерпретативную дисциплину) как два взаимосвязанных аспекта единой науки о религии, сочетающую в себе методы эмпирического исследования и теоретической обработки собранного эмпирического материала. Данный подход, позволил показать, что старообрядчество средины XVII века и православное обновленчество начала XX века, явились выражением не только нового типа религиозности, религиозной этики и морали, но и трансформации политической культуры российского общества, кризиса теократически-патерналистской модели российской власти. Развивая концепт государства «свободной теократии», в котором церковь, власть и общество, будучи единым организмом, участвуют в создании царства Божия на земле, старообрядцы и обновленцы пытались одновременно найти гражданский способ легитимации власти, а также алгоритм построения в России «подлинно» православной цивилизации. Двойное поражение этого социально-политического проекта существенно повлияло на дальнейший ход цивилизационного развития российского общества. Оно обернулось судьбоносными, по своим последствиям, церковными расколами и укреплением вертикали патерналистской светской власти, т.к. церковные расколы не только инициируют изменения, но представляя собой травматический опыт, формируют общий страх перемен, способствуют обоснованию политической и религиозной установки на консерватизм и анти-динамизм.

Abstract: In his research Golovushkin reveals the meaning and historical definition of the socio-political projects of the two brightest forms of Russian Orthodox reformation - the movement of Old Believers of the mid XVIIth century and Orthodox Renovationism of the early XXth century. Researchers traditionally view these phenomena as opposite vectors: Renovationism is usually associated with novations and modernization and Old Believers are associated with fundamentalism and commitment to doniconian Russian Orthodoxy. However, despite these beliefs, their historical path, religious projects and socio-political concepts have much in common which points to some important intersection points and regular patterns of the Russian church and socio-political history. Methodologically, the research is based on historical phenomenology of religion which considers history of religions (discriptive discipline) and phenomenology of religion (comparative and interpretative disciplien) as the two interdependent aspects of religious science combining the methods of empirical study and theoretical analysis of collected empirical data. This approach demonstrates that the movement of Old Believers in the mid XVIIth century and Orthodox Renovationism of the Early XXth century are the expression of not only a new type of religion, religious ethics and morals but also transformation of the political culture of the Russian society and crisis of the theocratic paternalist model of the Russian government. Developing the concept of the 'free theocracy' state where church, government and society are an entity and participate in creation of the Kingdom of God on earth, Old Believers and Renovationists tried to find both the civil way to legitimize the ruling power and the algorithm for building the 'true Orthodox civilization' in Russia. Double failure of that socio-political project had a significant impact on the following civilizational development of the Russian society. The result was the crucial church dissents and reinforcement of the vertical structure of the paternalist secular power, for church schisms do not only initiate changes but also bring traumatic experience, make people fear transformations and encourage political and religious conservatism and anti-dynamism attitudes. 

注释,注释: Обновленчество – одно из сложнейших и противоречивых явлений в истории русского православия первой половины XX века, которое еще остается не до конца осмысленным и понятым. Его организационное и идейное формирование и развитие происходило в различных культурно-исторических условиях, под влиянием различных религиозно-философских идей и концепций, что естественно сказалось на многогранности данного феномена и вариативности его оценок. Заметную роль в этом играет и тот факт, что, будучи внутрицерковной оппозицией, обновленчество в 1920-е гг. оказалось втянутым в решение острых идеологических и внутрицерковных конфликтов, вследствие чего, как предмет исследования, испытало на себе серьезные вызовы и издержки идеологизации и мифологизации. В значительной степени их преодолению способствует контекстуальный анализ. Образ обновленчества и его лидеров, который рисуется русской литературой 1920-х гг. позволяет воссоздать их объективный портрет. Обращение к произведениям И. Ильфа и Е. Петрова, О. Д. Форш, С. А. Есенина, помогает увидеть колорит исторической эпохи, в котором развивалось обновленческое движение 1920-х гг., его внутреннюю неоднородность и противоречивость, а также восприятие обществом обновленчества и обновленческой церкви.

Abstract: Renovationism is one of the most complex and contradictory phenomena in the Russian Orthodoxy of the 1st half of the XX century which still remains not entirely comprehended and understood. Its organizational and ideological formation and development took place under various cultural and historical conditions and under the influence of various religious and philosophical ideas and concepts that naturally affected versatility of this phenomenon and diversity of its appraisal. A visible role here is also played by the fact that, being the intra-church opposition, the Renovationism in the 1920th was involved in the resolution of sharp ideological and intra-church conflicts, having been influenced by challenges and drawbacks of ideologization and mythologization. Their overcoming is substantially contributed to the contextual analysis. The image of the Renovationism and its leaders as it was depicted in the Russian literature of the 1920th allows to create their objective portrait. Addressing to the works of Ilya Ilf, Evgeny Petrov, Olga Forsh and Sergey Yesenin helps to understand the flavor of the historical era when the Renovationist movement of the 1920th developed as well as the Movement’s internal heterogeneity and inconsistency and the way the society perceived the Renovationism and the Renovationist Church.

注释,注释: В статье рецензируется книга Ю. В. Балакшиной «Братство ревнителей церковного обновления (группа «32-х» петербургских священников, 1903–1907): Документальная история и культурный контекст», посвященная истории и деятельности, т. н. группы «32-х» санкт-петербургских священников – яркого феномена российской церковно-общественной жизни начала ХХ века. Работа выявляет причины зарождения обновленческого движения в начале XX века, рассматривает его организационную и идейную эволюцию до 1907 года. В приложении к исследованию впервые публикуется переписка одного из лидеров группы «32-х» священников К. М. Аггеева с профессором Киевской духовной академии П. П. Кудрявцевым, которая представляет собой важный источник для изучения русской религиозно-общественной мысли начала XX века. В отличие от своих предшественников, обращавшихся к данной теме, Ю. В. Балакшина использует контекстуальный анализ, который учитывает особенности и влияние социокультурной среды, в которой формировалось обновленческое движение. Одновременно она подчеркивает важность сочетания дескриптивного метода и теоретизирования, рефлексия которого должна обеспечиваться переосмыслением известных и поиском новых исторических источников. Благодаря такому «интегральному» подходу Ю. В. Балакшиной удалось показать, что обновленческое движение 1905 – 1907 гг., это крупное явление религиозной и культурной жизни России начала XX века. Это одна из первых попыток преодоления возникшего в русском мире раскола церковного и светского начал, вызванного процессами новоевропейской культуры.

Abstract: The article is devoted to Yu. V. Balakshin's book "The brotherhood of adherents of church renovation (group of "32" Petersburg priests, 1903–1907): Documentary history and cultural environment'. This book is devoted to history and activity of a so-called group of "32" St. Petersburg priests – a bright phenomenon of the Russian church and public life at the beginning of the XX century. The author of the article establishes the reasons of origin of renovationism as a movement at the beginning of the XX century, considers its organizational and ideological evolution till 1907. Correspondence of one of leaders of group of the 32 priests of K. M. Aggeev with professor of the Kiev spiritual academy P. P. Kudryavtsev which represents an important source for studying of the Russian religious social thought of the beginning of the XX century is for the first time published in the supplement to research. Unlike the predecessors addressing to this subject, Yu. V. Balakshina uses the contextual analysis which considers features and influence of the sociocultural environment in which renovationism was formed. At the same time she emphasizes importance of a combination of a descriptive method and theorizing which reflection has to be provided with reconsideration known and search of new historical sources. Thanks to such "integrated" approach of Yu. V. Balakshin it was succeeded to show that the renovation movement 1905 – 1907, this large phenomenon of religious and cultural life of Russia the beginnings of the XX century. It is one of the first attempts of overcoming of the split between the church and society caused by processes of the new European culture.