注释,注释: Объектом исследования являются погребения в колодах средневековых кочевников евразийских степей. В Башкортостане всего известно восемь таких погребений. Предметом исследования является Башкир-Беркутовский могильник в Кугарчинском районе. Автор подробно рассматривает такие аспекты темы, как погребальный обряд, инвентарь, датировка. Памятник исследован Н. А. Мажитовым: в 1968 г. вскрыты два земляных кургана, содержащие по одному погребению в деревянной колоде с ориентировкой человека головой на запад, в 1969 г. вскрыт еще один земляной курган, содержащий аналогичное погребение с ориентировкой человека головой на северо-восток. Все три погребения с вещами, не содержали костей коня. Памятник датируется второй половиной XIII – первой половиной XIV в. Особое внимание уделяется широкому распространению захоронений в колодах среди тюркских и монгольских племен Южной Сибири конца I – начала и середины II тыс. Особым вкладом автора в исследование темы является вывод о том, что по всем основным признакам погребального обряда и вещевого инвентаря Башкир-Беркутовские курганы близки курганам кыпчаков Среднего Прииртышья XI-XII вв. Новизна исследования заключается в установлении связи Башкир-Беркутовского могильника с половецким племенем тюрко-монгольского происхождения Токсаба. Могильник находится в районе расселения южной группы кыпчакских родов в составе башкир, основу этой группы составляет род кара-кыпчак, восходящий к Токсобичам, орда которых в XII в. кочевала в степях между Волгой и Днепром, а в XIII в. вступила в союз с монголами. О переселении кыпчаков с правого на левый берег Волги сообщают шежере, легенды и предания башкир. Миграция половцев на Южный Урал могла быть связана с возвращением монголов из похода на Европу и подавлением восстания местных народов.

Abstract: The object of the study is the burials in the decks of medieval nomads of the Eurasian steppes. Only eight such burials are known in Bashkortostan. The subject of the study is the Bashkir-Berkut burial ground in the Kugarchinsky district. The author examines in detail such aspects of the topic as the funeral rite, inventory, dating. The monument was investigated by N. A. Mazhitov: in 1968 two earthen mounds containing one burial in a wooden block with the orientation of a person with his head to the west were opened, in 1969 another earthen mound containing a similar burial with the orientation of a person with his head to the northeast was opened. All three burials with belongings did not contain horse bones. The monument dates from the second half of the XIII – first half of the XIV century. Special attention is paid to the wide distribution of burials in decks among the Turkic and Mongolian tribes of Southern Siberia of the late I – early and middle II millenniums. A special contribution of the author to the study of the topic is the conclusion that according to all the main features of the funeral rite and clothing inventory, the Bashkir-Berkut mounds are close to the mounds of the Kipchaks of the Middle Irtysh region of the XI-XII centuries. The novelty of the research lies in establishing the connection of the Bashkir-Berkut burial ground with the Polovtsian tribe of Turkic-Mongolian origin Toksaba. The burial ground is located in the area of settlement of the southern group of Kipchak clans as part of the Bashkirs, the basis of this group is the Kara-Kipchak clan, dating back to the Toksobichi, whose horde in the XII century roamed the steppes between the Volga and the Dnieper, and in the XIII century entered into an alliance with the Mongols. The resettlement of the Kipchaks from the right to the left bank of the Volga is reported by Shezhere, legends and legends of the Bashkirs. The migration of the Polovtsians to the Southern Urals could be connected with the return of the Mongols from the campaign to Europe and the suppression of the uprising of local peoples.

注释,注释: Объектом исследования является проблема взаимодействия лесного и лесостепного населения Восточной Европы в золотоордынский период. Предметом исследования является проблема взаимодействия чияликской культуры, сформировавшейся в лесостепной зоне Волго-Уральского региона, и культуры Золотой Орды, сформировавшейся в степной зоне Западной Евразии. Памятники чияликской культуры – грунтовые могильники, селища и городища – локализуются в долинах Камы, Белой, Ика, Демы, Чермасана, Сюни и других рек в восточных районах современного Татарстана и северо-западных районах современного Башкортостана, датируются XII-XIV вв. Носители чияликской культуры по происхождению являлись уграми, подвергавшимися активной тюркизации и исламизации. Автор подробно рассматривает такие аспекты темы, как сведения нарративных (повествовательных) источников об отношениях приуральских угров с монголами, данные археологии о предметах золотоордынского импорта на памятниках чияликской культуры. Особое внимание уделяется сравнительному анализу нарративных источников и данных археологии по проблеме взаимодействия чияликской культуры и Золотой Орды как синхронных исторических феноменов. Нарративные источники сообщают о завоевании территории чияликской культуры монголами, местное население платило дань и несло повинности в пользу завоевателей. На поселенческих памятниках предметы золотоордынского импорта найдены: на городище Уфа-II – серебряные серьги и монеты, на селище Иске-аул – медные монеты, на селище Подымалово-I – гончарная керамика и медные монеты. В Такталачукском и Азметьевском могильниках найдены серебряные золотоордынские монеты. Особым вкладом автора в исследование темы является вывод о том, что малочисленность находок объясняется отсутствием крупных поселений, мусульманским погребальным обрядом. Новизна исследования заключается в установленном факте одностороннего влияния золотоордынской культуры на чияликскую культуру: в обмен на предметы золотоордынского импорта вывозилось сырье – предметы скотоводства, охоты и бортничества.

Abstract: The object of this research is the interaction of the forest and forest-steppe habitat of Eastern Europe during the Golden Horde. The subject of this research is the interaction of the Chiyalik culture, formed in the forest-steppe zone of Volga-Ural region and the Golden Horde culture formed in the steppe zone of Western Eurasia. The monuments of Chiyalik culture – subsoil burial grounds and ancient settlements – are located in the valleys of the Rivers Kama, Belaya, Ika, Dema, Chermasan, Suni and other rivers in the eastern parts of modern Tatarstan and northwestern parts of the modern Bashkortostan, dating back from XII–XIV centuries. The bearers of Chiyalik culture were Ugric by origin, who have undergone Turkization and Islamization. The article explores the narrative sources that contain records on the relations between Uralic Ugric Peoples and Mongols, archaeological data on the objects of the Golden Horde import found on the monuments of Chiyalik culture. Special attention is given to the comparative analysis of narrative sources and archaeological data on the problem of interaction of Chiyalik culture and the Golden Horde as the synchronous historical phenomena. Narrative sources indicate the conquest of the territory of Chiyalik culture by the Mongols, tribute and labor conscriptions carried out by the local population in favor of the conquerors. The objects of the Golden Horde were detected on the settlement monuments: silver earrings and coins were found in Ufa-II settlement; copper coins were found in Iske–aul settlement; pottery and copper coins were found in Podymalovo-I settlement. Silver Golden Horde coins were found in the Taktalachuk and Azmetyevsky burial grounds. The author’s special contribution to this research lies in the conclusion that the paucity of findings is explained by the absence of large settlements, and the Muslim funeral rite. The novelty consists in establishment of the fact of the unilateral impact of the Golden Horde culture upon the Chiyalik culture: in exchange for the items of the Golden Horde import, were exported the raw materials, items of cattle breeding, hunting and beekeeping.

注释,注释: Объектом исследования является политическая история улуса Джучи как составной части Великой Монгольской империи. Предметом исследования является восточная политика Менгу-Тимура – шестого правителя улуса Джучи (1266-1282). Автор подробно рассматривает такие аспекты темы, как взаимоотношения Менгу-Тимура с правителями улусов Хулагу – Абагой, Чагатая – Бораком, Угедея – Хайду, решения, принятые представителями улусов Джучи, Чагатая и Угедея на Таласском курилтае. Особое внимание уделяется рассмотрению взаимоотношений Менгу-Тимура с правителем Центрального улуса – Хубилаем, основавшим империю Юань. Выполнен сравнительный анализ письменных источников и работ исследователей по заявленной теме. Осуществлена реконструкция событий в хронологическом порядке.     Автор согласен с предшественниками в том, что Менгу-Тимур стал первым суверенным правителем улуса Джучи. Научной новизной исследования является вывод, что принятие Менгу-Тимуром титула независимого монарха не было решением Таласского курилтая. На Таласском курилтае 1269 г. Хайду был признан лидером правого крыла Монгольской империи, в состав которого входили улусы Джучи, Чагатая и Угедея. Об отношениях с великим ханом на курилтае речь не шла, независимость улусов не провозглашалась. В начале 1370-х гг. Менгу-Тимур принимает титул каана, т. е. верховного правителя, стоявшего выше хана. В 1277 г. сыновья Хубилая Нумуган и Кукджу были схвачены мятежниками, отославшими их к Менгу-Тимуру. Он не поддержал мятежников, но сыновей Хубилая задержал у себя. Теперь Менгу-Тимур не подчинялся ни Хубилаю, ни Хайду, он не вмешивался в конфликт между ними, удерживая их обоих от военных столкновений. Сохраняя мирные отношения со всеми остальными улусами, Менгу-Тимур так и не добился признания за ним каанского титула.

Abstract: The object of this research is the political history of the Ulus of Jochi as a part of the Great Mongol Empire. The subject of this is the Eastern policy of Mengu-Timur – the 6th ruler of the Ulus of Jochi (1266-1282). The author examines such aspects of the topic as the relationship of Mengu-Timur with the rulers of the uluses of Hulagu – Abaga, Chagatay – Borak, Ugedei – Kaidu, decisions made by the representatives of the uluses of Jochi, Chagatay and Ugedei in Talas Kurultai. Special attention is given to the analysis of relationship between Mengu-Timur and the ruler of the Central Ulus of Kublai, who founded the Yuan Empire. Comparative analysis is conducted on the written sources and scientific works on the topic. The sequence of events is reconstructed in chronological order. The author agrees with his predecessors that Mengu-Timur became the first sovereign ruler of the Ulus of Jochi. The scientific novelty consists in the conclusion that entitlement of Mengu-Timur as independent monarch was not a decision of Talas Kurultai. In Talas Kurultai in 1269 Kaidu was recognized as the leader of the right wing of the Mongol Empire, which included the Ulus of Jochi, Chagatay and Ugedei. The relations with the Great Khan in Kurultai were not settled, and the independence of uluses was not proclaimed. In the early 1370s, Mengu-Timur was named qayan, i.e. the supreme ruler above the khan. In 1277, Kublai's sons Numugan and Kukju were caught by the rebels, who sent them to Mengu-Timur. He did not support the rebels, but kept the son of Kublai. Since that moment, Mengu-Timur did was not subordinate to Kublai or Haidu, did not interfere into the conflict between them, restraining both of them from military clashes. Although Mengu-Timur maintained peaceful relations with other uluses, he was qayan title was not recognized.