注释,注释: Объектом исследования является вопрос о времени принятия ислама населением Южного Урала. Предметом исследования является вопрос о времени принятия ислама на территории современного Башкортостана – наиболее крупного региона Южного Урала. Автор подробно рассматривает такие аспекты темы, как историография вопроса, распространение ислама среди башкир по данным нарративных источников – сведений иностранных путешественников и башкирских преданий, археологические памятники с мусульманским погребальным обрядом. В историографии вопрос о времени принятия ислама башкирами неоднократно пересматривался в сторону удревнения. Нарративные источники связывают исламизацию башкир с деятельностью миссионеров из Волжской Булгарии и Золотой Орды. В археологии распространение ислама на территории Башкортостана связывается с чияликской культурой XII-XIV вв. Особое внимание уделяется погребальным памятникам кочевого населения степного происхождения, датированным XIII-XV вв. Поселившись на земле башкир, кочевники принимали ислам.   Особым вкладом автора в исследование темы является сравнительный анализ «языческих» и мусульманских погребений XIII-XV вв., выявленных в пределах республики. Всего учтено 84 погребения. Из них 31 погребение совершено по «языческому» обряду, датировано XIII-XIV вв., 53 погребения совершены по мусульманскому обряду, датированы XIV-XV вв. Сделан вывод, что данные археологии соответствуют письменным источникам, сообщающим о принятии ислама в Башкирии в XIV в. Новизна исследования заключается в уточнении датировки трех основных этапов исламизации населения края. Проникновение ислама в среду башкир происходит в домонгольский период, распространение ислама – в золотоордынский период, утверждение ислама – после XV в. Процесс исламизации завершается с исчезновением курганного обряда погребения и переходом к современному мусульманскому погребальному обряду. Добровольное вхождение в состав России гарантировало башкирам свободу вероисповедания.

Abstract: The object of the study is the adoption of Islam by the population of the Southern Ural. The subject of the study is the question of the time of the adoption of Islam in the territory of modern Bashkortostan – the largest region of the Southern Urals. The author examines in detail such aspects of the topic as the historiography of the issue, the spread of Islam among Bashkirs according to narrative sources – information from foreign travelers and Bashkir legends, archaeological sites with a Muslim funeral rite. In historiography, the question of the time of the adoption of Islam by Bashkirs has been repeatedly revised in the direction of antiquity. Narrative sources link the Islamization of Bashkirs with the activities of missionaries from Volga Bulgaria and the Golden Horde. In archeology, the spread of Islam on the territory of Bashkortostan is associated with the Chiyalik culture of the XII-XIV centuries. Special attention is paid to the funerary monuments of the nomadic population of steppe origin, dated XIII-XV centuries. Having settled in the land of Bashkirs, the nomads converted to Islam. A special contribution of the author to the study of the topic is a comparative analysis of the "pagan" and Muslim burials of the XIII-XV centuries, identified within the republic. A total of 84 burials were recorded. Of these, 31 burials were performed according to the "pagan" rite, dated XIII-XIV centuries., 53 burials were performed according to the Muslim rite, dated XIV-XV centuries. It is concluded that the archaeological data correspond to written sources reporting the adoption of Islam in Bashkiria in the XIV century. The novelty of the study lies in clarifying the dating of the three main stages of Islamization of the region's population. The penetration of Islam into the Bashkir environment occurs in the pre–Mongol period, the spread of Islam – in the Golden Horde period, the establishment of Islam - after the XV century. The process of Islamization ends with the disappearance of the burial burial rite and the transition to the modern Muslim funeral rite. Voluntary entry into Russia guaranteed Bashkirs freedom of religion.

注释,注释: Объектом исследования являются погребения в колодах средневековых кочевников евразийских степей. В Башкортостане всего известно восемь таких погребений. Предметом исследования является Башкир-Беркутовский могильник в Кугарчинском районе. Автор подробно рассматривает такие аспекты темы, как погребальный обряд, инвентарь, датировка. Памятник исследован Н. А. Мажитовым: в 1968 г. вскрыты два земляных кургана, содержащие по одному погребению в деревянной колоде с ориентировкой человека головой на запад, в 1969 г. вскрыт еще один земляной курган, содержащий аналогичное погребение с ориентировкой человека головой на северо-восток. Все три погребения с вещами, не содержали костей коня. Памятник датируется второй половиной XIII – первой половиной XIV в. Особое внимание уделяется широкому распространению захоронений в колодах среди тюркских и монгольских племен Южной Сибири конца I – начала и середины II тыс. Особым вкладом автора в исследование темы является вывод о том, что по всем основным признакам погребального обряда и вещевого инвентаря Башкир-Беркутовские курганы близки курганам кыпчаков Среднего Прииртышья XI-XII вв. Новизна исследования заключается в установлении связи Башкир-Беркутовского могильника с половецким племенем тюрко-монгольского происхождения Токсаба. Могильник находится в районе расселения южной группы кыпчакских родов в составе башкир, основу этой группы составляет род кара-кыпчак, восходящий к Токсобичам, орда которых в XII в. кочевала в степях между Волгой и Днепром, а в XIII в. вступила в союз с монголами. О переселении кыпчаков с правого на левый берег Волги сообщают шежере, легенды и предания башкир. Миграция половцев на Южный Урал могла быть связана с возвращением монголов из похода на Европу и подавлением восстания местных народов.

Abstract: The object of the study is the burials in the decks of medieval nomads of the Eurasian steppes. Only eight such burials are known in Bashkortostan. The subject of the study is the Bashkir-Berkut burial ground in the Kugarchinsky district. The author examines in detail such aspects of the topic as the funeral rite, inventory, dating. The monument was investigated by N. A. Mazhitov: in 1968 two earthen mounds containing one burial in a wooden block with the orientation of a person with his head to the west were opened, in 1969 another earthen mound containing a similar burial with the orientation of a person with his head to the northeast was opened. All three burials with belongings did not contain horse bones. The monument dates from the second half of the XIII – first half of the XIV century. Special attention is paid to the wide distribution of burials in decks among the Turkic and Mongolian tribes of Southern Siberia of the late I – early and middle II millenniums. A special contribution of the author to the study of the topic is the conclusion that according to all the main features of the funeral rite and clothing inventory, the Bashkir-Berkut mounds are close to the mounds of the Kipchaks of the Middle Irtysh region of the XI-XII centuries. The novelty of the research lies in establishing the connection of the Bashkir-Berkut burial ground with the Polovtsian tribe of Turkic-Mongolian origin Toksaba. The burial ground is located in the area of settlement of the southern group of Kipchak clans as part of the Bashkirs, the basis of this group is the Kara-Kipchak clan, dating back to the Toksobichi, whose horde in the XII century roamed the steppes between the Volga and the Dnieper, and in the XIII century entered into an alliance with the Mongols. The resettlement of the Kipchaks from the right to the left bank of the Volga is reported by Shezhere, legends and legends of the Bashkirs. The migration of the Polovtsians to the Southern Urals could be connected with the return of the Mongols from the campaign to Europe and the suppression of the uprising of local peoples.

注释,注释: Объектом исследования является политическая история улуса Джучи как составной части Великой Монгольской империи. Предметом исследования является восточная политика Менгу-Тимура – шестого правителя улуса Джучи (1266-1282). Автор подробно рассматривает такие аспекты темы, как взаимоотношения Менгу-Тимура с правителями улусов Хулагу – Абагой, Чагатая – Бораком, Угедея – Хайду, решения, принятые представителями улусов Джучи, Чагатая и Угедея на Таласском курилтае. Особое внимание уделяется рассмотрению взаимоотношений Менгу-Тимура с правителем Центрального улуса – Хубилаем, основавшим империю Юань. Выполнен сравнительный анализ письменных источников и работ исследователей по заявленной теме. Осуществлена реконструкция событий в хронологическом порядке.     Автор согласен с предшественниками в том, что Менгу-Тимур стал первым суверенным правителем улуса Джучи. Научной новизной исследования является вывод, что принятие Менгу-Тимуром титула независимого монарха не было решением Таласского курилтая. На Таласском курилтае 1269 г. Хайду был признан лидером правого крыла Монгольской империи, в состав которого входили улусы Джучи, Чагатая и Угедея. Об отношениях с великим ханом на курилтае речь не шла, независимость улусов не провозглашалась. В начале 1370-х гг. Менгу-Тимур принимает титул каана, т. е. верховного правителя, стоявшего выше хана. В 1277 г. сыновья Хубилая Нумуган и Кукджу были схвачены мятежниками, отославшими их к Менгу-Тимуру. Он не поддержал мятежников, но сыновей Хубилая задержал у себя. Теперь Менгу-Тимур не подчинялся ни Хубилаю, ни Хайду, он не вмешивался в конфликт между ними, удерживая их обоих от военных столкновений. Сохраняя мирные отношения со всеми остальными улусами, Менгу-Тимур так и не добился признания за ним каанского титула.

Abstract: The object of this research is the political history of the Ulus of Jochi as a part of the Great Mongol Empire. The subject of this is the Eastern policy of Mengu-Timur – the 6th ruler of the Ulus of Jochi (1266-1282). The author examines such aspects of the topic as the relationship of Mengu-Timur with the rulers of the uluses of Hulagu – Abaga, Chagatay – Borak, Ugedei – Kaidu, decisions made by the representatives of the uluses of Jochi, Chagatay and Ugedei in Talas Kurultai. Special attention is given to the analysis of relationship between Mengu-Timur and the ruler of the Central Ulus of Kublai, who founded the Yuan Empire. Comparative analysis is conducted on the written sources and scientific works on the topic. The sequence of events is reconstructed in chronological order. The author agrees with his predecessors that Mengu-Timur became the first sovereign ruler of the Ulus of Jochi. The scientific novelty consists in the conclusion that entitlement of Mengu-Timur as independent monarch was not a decision of Talas Kurultai. In Talas Kurultai in 1269 Kaidu was recognized as the leader of the right wing of the Mongol Empire, which included the Ulus of Jochi, Chagatay and Ugedei. The relations with the Great Khan in Kurultai were not settled, and the independence of uluses was not proclaimed. In the early 1370s, Mengu-Timur was named qayan, i.e. the supreme ruler above the khan. In 1277, Kublai's sons Numugan and Kukju were caught by the rebels, who sent them to Mengu-Timur. He did not support the rebels, but kept the son of Kublai. Since that moment, Mengu-Timur did was not subordinate to Kublai or Haidu, did not interfere into the conflict between them, restraining both of them from military clashes. Although Mengu-Timur maintained peaceful relations with other uluses, he was qayan title was not recognized.