Preventative measures in form of a restriction of certain actions, collateral, and house arrest: questions of their correlation and practices of application

Ksendzov Yurii PhD in Law Associate Professor of the Department of Criminal Law and Process at St. Petersburg Institute (Branch) of All-Russian State University of Justice 199178, Russia, g. Saint Petersburg, ul. 10-Aya liniya v. o.,, 19 yksendzov@mail.ru Other publications by this author

За время, прошедшее с момента введения в систему мер уголовно-процессуального принуждения новой меры пресечения в виде запрета определенных действий, сложилась определенная практика применения данной меры пресечения, выявились спорные вопросы, с которыми сталкиваются правоприменители, что на наш взгляд, обуславливает назревшую необходимость и актуальность проведения всестороннего анализа формирующейся следственно-судебной практики.

Постановлением Пленума Верховного Суда РФ от 11.06.2020 № 7 «О внесении изменений в отдельные постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации по уголовным делам» (далее – постановление Пленума № 7), в том числе, внесены корректировки в постановление Пленума Верховного Суда РФ от 19.12.2013 № 41 (в ред. от 24.05.2016), название которого утверждено в новой редакции: «О практике применения судами законодательства о мерах пресечения в виде заключения под стражу, домашнего ареста, залога и запрета определенных действий» (далее – постановление Пленума № 41). Но, по нашему мнению, не все имеющиеся проблемы и противоречия получили ожидаемое научным сообществом и правоприменителем разрешение. Высший судебный орган по какой-то причине не стал придерживаться заложенной в постановлении Пленума № 41 структуры, разместив разъяснения по вопросам избрания меры пресечения в виде запрета определенных действий в раздел, посвященный залогу, что отразилось на полноте рассмотрения всех запретов, предусмотренных ч. 6 ст. 105.1 УПК РФ.

Кроме того, на наш взгляд, не лишена недостатков правовая регламентация порядка избрания и применения мер уголовно-процессуального принуждения, поэтому также актуальным является их выявление и критическое изучение с целью выработки предложений по совершенствованию действующего уголовно-процессуального законодательства.

Введение в УПК РФ меры пресечения в виде запрета определенных действий, как результат проводимой государственной уголовно-правовой политики по гуманизации, в том числе, уголовного судопроизводства, продиктовано стремлением создания такой системы мер уголовно-процессуального принуждения, дифференцированное применение которых в зависимости от тяжести совершенного преступления, обстоятельств происшедшего события, личности лица, преступившего уголовный закон, вина которого к тому же еще не установлена вступившим в законную силу приговором суда, обеспечивало бы достижение целей и задач уголовного судопроизводства без существенного и неоправданного ограничения прав и свобод отдельной личности. В этом смысле такая мера пресечения как запрет определенных действий, задумывалась как мера принуждения, сбалансировано учитывающая публичные и частные интересы, и позволяющая лицу, к которому такая мера пресечения применяется, не утрачивать социальной адаптированности за счет сокращения периода и облегчения режима пребывания подозреваемого (обвиняемого) в состоянии человека, лишенного свободы, сохранения для него возможности продолжать трудовую, образовательную деятельность, общаться с родными и близкими, а также с иными лицами, за исключением тех, с кем общение может быть запрещено.

Показательным примером понимания запрета определенных действий, как социально-ориентированной меры пресечения, может служить следующее судебное решение. Постановлением районного суда г. Рязани от 12.11.2018 отказано в удовлетворении ходатайства следователя о продлении срока домашнего ареста в отношении И., обвиняемой в совершении преступления, предусмотренного п. «а» ч. 2 ст. 321.1 УК РФ. Судом было принято решение об изменении меры пресечения в виде домашнего ареста на запрет определенных действий, с возложением ряда запретов на обвиняемую, в том числе, выходить за пределы жилого помещения, в котором она проживает, с 22.00 до 07.00 часов без разрешения следователя. При этом суд руководствовался не только существующими на момент принятия решения обстоятельствами, положительно характеризующими обвиняемую (ранее не судима, активно способствует раскрытию и расследованию преступления, имеет место жительства, в период пребывания под домашним арестом ни разу не нарушила условий применения данной меры пресечения), но и обратил внимание на то, что у обвиняемой имеется подтвержденное соответствующими документами заболевание, и по медицинским показаниям ей назначена операция. К тому же обвиняемая испытывает определенные финансовые затруднения, связанные с необходимостью погашать кредитные платежи, в том числе по ипотечному договору. Находясь под домашним арестом, обвиняемая не работает, что негативно влияет на ее финансовое положение и кредитоспособность. Применение запрета определенных действий, по мнению суда, позволит обвиняемой решить вопросы, связанные и с предстоящей операцией, и с кредитными обязательствами ^[25].

Конечно, в определенной степени свобода выбора подозреваемого (обвиняемого) условна. После избрания меры пресечения в виде запрета определенных действий с установлением запрета покидать жилое помещение в определенные часы, покидать населенный пункт, в котором он проживает, подозреваемый (обвиняемый) вряд ли сможет продолжать работу в круглосуточном режиме, или, скажем, связанную с командировками за пределы населенного пункта, региона. В тоже время, это в принципе не исключает для подозреваемого (обвиняемого) возможности заниматься трудовой деятельностью. К тому же, суды, принимая решения об избрании меры пресечения в виде запрета определенных действий, нередко допускают вероятность отступлений от исполнения отдельных запретов с разрешения следователя (дознавателя). Правда, порой в судебных решениях содержится формулировка: «…с разрешения лица, подавшего ходатайство», что, на наш взгляд, если исходить из буквального толкования, может на практике приводить к неоднозначным ситуациям, скажем, при принятии уголовного дела к своему производству другим следователем (дознавателем), при смене руководителя следственной группы. Но в целом, по нашему мнению, существование возможности диспозитивного исполнения подозреваемым (обвиняемым) отдельных запретов с разрешения следователя (дознавателя), в производстве которого в данный момент находится уголовное дело, следует признать положительным феноменом, непротиворечащим смыслу и содержанию меры пресечения в виде запрета определенных действий.

В рассматриваемом аспекте сравниться с запретом определенных действий из мер пресечения, избираемых в судебном порядке, пожалуй, может только залог. В случае применения в качестве меры пресечения домашнего ареста подозреваемый (обвиняемый) в большей степени утрачивает личную свободу, возможность продолжить трудовую деятельность, общение с широким кругом людей.

В тоже время анализ норм уголовно-процессуального закона, определяющих порядок избрания мер пресечения, и практики их применения показывают, что в ряде случаев между залогом, домашним арестом и запретом определенных действий довольно сложно усмотреть очевидную разницу, а задуманная законодателем градация этих мер процессуального принуждения является не столь однозначной и бесспорной.

Нормы, регламентирующие порядок применения меры пресечения в виде запрета определенных действий, расположены первыми из числа мер пресечения, избираемых только на основании судебного решения, что по заложенному в ст. 98 УПК РФ принципу размещения мер пресечения от менее строгой к более строгой, дает основание утверждать, что законодатель посчитал запрет определенных действий более мягкой мерой пресечения, чем залог, домашний арест и заключение под стражу. Такого же понимания степени строгости меры пресечения в виде запрета определенных действий придерживается и Верховный Суд РФ, указывая на это в п. 51.1 постановления Пленума № 41.

Нормы УПК РФ сконструированы так, что перечень запретов, которые могут возлагаться на подозреваемого (обвиняемого) при применении запрета определенных действий, залога (ст. 106 УПК РФ), домашнего ареста (ст. 107 УПК РФ), содержится в ч. 6 ст. 105.1 УПК РФ, регламентирующей порядок избрания меры пресечения в виде запрета определенных действий, что также предопределяет место данной меры принуждения в системе мер пресечения, избираемых по судебному решению.

В научной литературе подчеркивается, что такая конструкция фактически свидетельствует о том, что законодатель позволяет применять одновременно две меры пресечения, что по смыслу ч. 1 ст. 97 УПК РФ является недопустимым ^{[21, с. 21]}. Поэтому такое противоречие предлагается устранить исключением из УПК РФ указания на возможность применения только одной меры пресечения ^{[22, с. 123]}. Более того, прогнозируя, что запреты, перечисленные в ч. 6 ст. 105.1 УПК РФ, будут все больше востребованы, ученые предлагают предусмотреть возможность применения запретов и при избрании подписки о невыезде и надлежащем поведении, личного поручительства, наблюдения командования воинской части, присмотра за несовершеннолетними, а в этих целях предусмотреть отдельную статью, где бы перечислялись все запреты. ^{[14, с. 21],[19, с. 85]}.

Практика показывает, что у органов предварительного расследования иногда возникает необходимость в применении запретов, предусмотренных ч. 6 ст. 105.1 УПК РФ, дополнительно к уже избранным мерам пресечения. Однако суды отказывают органам предварительного расследования в удовлетворении подобных ходатайств. Так, постановлением Керченского городского суда Республики Крым от 11.10.2018 в удовлетворении ходатайства следователя о возложении на обвиняемого в совершении преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 264 УК РФ, запрета управлять автотранспортным средством сроком на 4 месяца отказано, поскольку в отношении обвиняемого применена мера пресечения в виде подписки о невыезде и надлежащем поведении, а «…избрание двух мер пресечения одновременно действующим уголовно-процессуальным законодательством не предусмотрено» ^[25]. Но в таких случаях основная проблема заключается в обосновании следователем (дознавателем) оснований изменения избранной меры пресечения на более строгую. В тоже время, совместное и одновременное применение меры пресечения и иной меры процессуального принуждения вполне допускается. Так, Свердловский областной суд, отменяя апелляционным постановлением от 12.08.2019 № 22К-6064/2019 решение суда первой инстанции об отказе в удовлетворении ходатайства следователя о применении в отношении обвиняемой меры уголовно-процессуального принуждения в виде временного отстранения от должности, указал, что само по себе избрание меры пресечения в виде запрета определенных действий не исключает возможности применить к обвиняемой иную мер принуждения, предусмотренную ст. 114 УПК РФ ^[17].

С нашей точки зрения, уверенно можно говорить только о том, что запрет определенных действий и фактически, и юридически является более мягкой мерой пресечения по сравнению с заключением под стражу. Что же касается сопоставления запрета определенных действий и залога, как менее и более строгой соответственно, то при определенных условиях соотношение этих двух мер пресечения по тяжести и суровости не столь наглядно.

В соответствии с ч. 8.1 ст. 106 УПК РФ суд при избрании меры пресечения в виде залога вправе возложить на подозреваемого (обвиняемого) обязанность по соблюдению одного или нескольких запретов, указанных в ч. 6 ст. 105.1 УПК РФ.

Если в качестве меры пресечения избирается залог с возложением на подозреваемого (обвиняемого) запрета выходить в определенные периоды времени за пределы жилого помещения, то в таком варианте залог со всей очевидностью является более строгой мерой пресечения по сравнению с запретом определенных действий, поскольку накладывает на лицо еще одну обязанность по предоставлению предмета залога. Более того, в зависимости от продолжительности периода времени, в течение которого будет запрещено покидать жилое помещение, залог по своей строгости может вполне составить конкуренцию и домашнему аресту.

Но если залог избирается без установления каких-либо запретов, предусмотренных ч. 6 ст. 105.1 УПК РФ, то, по нашему мнению, залог никак не может считаться строже меры пресечения в виде запрета определенных действий, во всяком случае, при возложении запрета выходить в указанные в судебном решении периоды времени за пределы жилого помещения, в котором подозреваемый (обвиняемый) проживает. В противном случае следует признать, что личная свобода гражданина, которая частично ограничивается при применении данного запрета, представляет меньшую ценность, чем имущество, являющееся предметом залога. На наш взгляд, весомым аргументом в пользу вышесказанного является и тот факт, что ни период применения залога в «чистом» виде, ни период применения запретов, указанных в п. п. 2-6 ч. ст. 105.1 УПК РФ, а лишь период применения запрета выходить за пределы жилого помещения в соответствии с п. 1.1 ч. 10 ст. 109 УПК РФ засчитывается в общий срок содержания под стражей подозреваемого (обвиняемого).

Если рассматривать иное сочетание запретов, возложение которых возможно при избрании мер пресечения в виде залога и запрета определенных действий, то, по нашему мнению, разница между ними также не будет абсолютной. При этом разграничение мер пресечения по их тяжести имеет не только теоретическое значение, но практический смысл, поскольку суду при рассмотрении ходатайства об избрании меры пресечения во всех случаях надлежит выяснить и объяснить, почему в отношении подозреваемого (обвиняемого) не может быть избрана иная, более мягкая мера пресечения. То есть по принятой градации мер пресечения при заявлении ходатайства об избрании меры пресечения в виде запрета определенных действий обсуждать вопрос о применении в отношении подозреваемого (обвиняемого) залога, домашнего ареста, заключения под стражу бессмысленно и незаконно. А при заявлении ходатайства об избрании залога судья обязан рассмотреть также вопрос о возможности применения к лицу в качестве меры пресечения запрета определенных действий. Но в итоге, избирая, казалось бы, более мягкую меру пресечения, суд может возложить на подозреваемого (обвиняемого) запреты, ограничивающие его личную свободу в большей степени.

Следует отметить, что залог из мер пресечения, избираемых по судебному решению, применяется реже всего ^{[20, с. 58]}. И надо полагать, что подобное положение сохраниться и в будущем. Подозреваемый (обвиняемый), заявляя ходатайство об избрании залога, в известной степени рискует, и должен быть уверен, что суд, удовлетворяя просьбу стороны защиты, не установит в соответствии с ч. 8.1 ст. 106 УПК РФ один или несколько запретов, предусмотренных ч. 6 ст. 105.1 УПК РФ.

Суд, рассматривая ходатайство органов предварительного расследования об избрании меры пресечения в виде домашнего ареста или заключения под стражу, не только вправе, но и обязан обсудить вопрос о возможности применения к подозреваемому (обвиняемому) более мягкой меры пресечения, в том числе залога. Однако реальное воплощение инициативы суда зависит от желания самого подозреваемого (обвиняемого), а также от материальных возможностей, которыми обладает залогодатель. А поскольку в роли залогодателя может выступать не только сам подозреваемый (обвиняемый), но и в соответствии с ч. 2 ст. 106 УПК РФ любое физическое или юридическое лицо, то подозреваемый (обвиняемый) должен быть выслушан судом не только относительно вида и размера залога, как разъясняется в п. 49 постановления Пленума № 41, но и самой возможности удовлетворения ходатайства об избрании залога. Ведь неизвестно, на каких условиях для подозреваемого (обвиняемого) будет предоставлена такого рода услуга, и только он вправе оценивать возможные риски.

В этой связи возникают сомнения в правомерности наделения суда при избрании меры пресечения в виде залога правом устанавливать запреты, предусмотренные ч. 6 ст. 105.1 УПК РФ, по собственной инициативе, если об этом не заявляет сторона обвинения.

Запрет определенных действий представляет собой альтернативу прежде всего такой мере пресечения, как домашний арест. Основное различие между ними заключается в степени ограничения личной свободы подозреваемого (обвиняемого). Домашний арест согласно ч. 1 ст. 107 УПК РФ заключается в нахождении подозреваемого или обвиняемого в изоляции от общества в жилом помещении, в котором он проживает на законных основаниях. Тем самым, как разъясняет Саратовский областной суд РФ, действующая законодательная трактовка содержания данной меры пресечения не предполагает, что лицу, находящемуся под домашним арестом, можно выходить за пределы жилого помещения, в том числе, для осуществления прогулок, совершения покупок в магазинах, аптеках или для каких-то других нужд ^[29]. Отказывая в удовлетворении апелляционной жалобы защитника обвиняемого, Верховный Суд Республики Крым в апелляционном постановлении от 25.12.2019 № 22К-3778/2019 также указал, что право покидать жилое помещение не предусмотрено ч. 7 ст. 107 УПК РФ, поскольку домашний арест как мера пресечения «…сопряжена с принудительным пребыванием обвиняемого в ограниченном пространстве, прекращением выполнения трудовых обязанностей, невозможностью свободного передвижения и общения с неограниченным кругом лиц» ^[2]. Пересматривая по апелляционному представлению прокурора постановление нижестоящей инстанции об избрании меры пресечения в виде домашнего ареста, апелляционным постановлением от 19.12.2019 № 22К-933/2019 Верховный Суд Республики Адыгея исключил указание на возможность обвиняемому выходить за пределы жилого помещения для осуществления прогулок с 09 до 11 часов, пояснив, что подобная возможность предусмотрена для меры пресечения в виде запрета определенных действий, введенной «…для упорядочения правоприменительной практики при избрании мер пресечения в виде запрета определенных действий, залога и домашнего ареста» ^[1]. Безусловно, что и Верховный Суд РФ ориентирует суды именно на такое понимание сущности домашнего ареста, исключив постановлением Пленума № 7 из п. 40 постановления Пленума № 41 (в ред. от 24.05.2016) абз. 2, в котором перечислялись случаи, когда подозреваемому (обвиняемому), находящемуся под домашним арестом, можно было покидать пределы жилого помещения.

Аналогичной позиции придерживаются и представители научного сообщества, подчеркивая, что домашний арест как мера пресечения как раз и состоит в том, что лицо должно находится в жилом помещении постоянно, а не какое-то определенное время ^{[30, с. 28]}. По всей видимости, внося изменения в ч. 1 ст. 107 УПК РФ, Федеральным законом РФ от 18.04.2018 № 72-ФЗ, законодатель вкладывал именно такой смысл в содержание домашнего ареста, допуская в соответствии с ч. 7 ст. 107 УПК РФ возможность возложения на лицо, подвергнутое домашнему аресту, только тех запретов, которые предусмотрены п. п. 3-5 ч. 6 ст. 105.1 УПК РФ, на что отдельно указывается в абз. 3 п. 39 постановления Пленума № 41.

Но и после внесения изменений в уголовно-процессуальное законодательство в части регламентации применения мер пресечения суды в постановлениях об избрании домашнего ареста в качестве меры пресечения продолжают по инерции устанавливать подозреваемому (обвиняемому) в числе прочих также запрет на выход из жилого помещения, тем самым нарушая предписания ч. 7 ст. 107 УПК РФ. Иногда суды в постановлениях отдельно определяют период времени, когда подозреваемому (обвиняемому) разрешено покидать жилое помещение, что также не предусмотрено ст. 107 УПК РФ. Нередко в постановлениях об избрании меры пресечения в виде домашнего ареста при указании на запрет покидать жилое помещение, суды зачем-то добавляют, что исключения составляют случаи участия подозреваемого (обвиняемого) в следственных и процессуальных действиях. Подобные уточнения, как и установление самого запрета, являются излишними, поскольку суть домашнего ареста и состоит в постоянном нахождении подозреваемого (обвиняемого) в месте его исполнения, и избирается данная мера пресечения в целях создания условий надлежащего производства по уголовному делу, в том числе, для обеспечения своевременного и беспрепятственного участия подозреваемого (обвиняемого) в процессуальных действиях.

Как правило, лицу, находящемуся под домашним арестом, предоставляется право покидать жилое помещение для совершения прогулок, посещения лечебных, образовательных учреждений и т. п. Причем, период времени, в течение которого подозреваемому (обвиняемому) в этих целях позволяется отсутствовать по месту жительства, чаще всего составляет один час, но может быть больше, либо вообще конкретно не определен. Так, постановлением Фрунзенского районного суда г. Саратова от 31.10.2018 обвиняемому разрешено выходить за пределы жилого помещения для осуществления прогулок два раза в течение дня общей продолжительностью пять часов ^[29]. Ставропольский краевой суд, отменяя решение нижестоящего суда об избрании в отношении подозреваемой меры пресечения в виде заключения под стражу, апелляционным постановлением от 25.12.2019 № 22К-6846-2019 избрал в качестве меры пресечения домашний арест и установил запреты, в том числе, запрет выходить за пределы жилого помещения, «…за исключением случаев посещения медицинских учреждений для получения подозреваемой и ее детьми медицинской помощи» ^[5].

В тоже время, по нашему мнению, как-то по-другому сформулировать фразу о предоставлении подозреваемому (обвиняемому) права покидать жилое помещение вряд ли возможно. Подобная практика, с нашей точки зрения, будет продолжаться, так как не перестанут существовать обстоятельства, объективно установленное наличие которых обязывает предоставить подозреваемому (обвиняемому) возможность выхода за пределы жилого помещения. А упрекнуть судей в своевольном нарушении норм, определяющих порядок избрания меры пресечения в виде домашнего ареста, при определенных условиях, с нашей точки зрения, будет невозможно и даже безнравственно. Суды, принимая решение о праве подозреваемого (обвиняемого) выходить за пределы жилого помещения, не только исходят из фактических обстоятельств дела, данных о личности подозреваемого (обвиняемого), но и руководствуются общеобязательными, конституционными принципами гуманности, справедливости, уважения чести и достоинства личности. Так, например, Ивановский областной суд, с учетом того, что стороной защиты предоставлены медицинское заключение о состоянии здоровья супруги обвиняемого, технический паспорт места исполнения домашнего ареста, согласно которому в жилом помещении отсутствует балкон, счел возможным апелляционным постановлением от 24.12. 2019 № 22К-2521/2019 разрешить обвиняемому ежедневные прогулки, а также посещение аптек и магазинов с 10 до 11 часов ^[6]. Основываясь на представленных медицинских документах о состоянии здоровья обвиняемого, Судебная коллегия по уголовным делам Ханты-Мансийского автономного округа – Югры в апелляционном постановлении от 06.12.2019 № 22К-1996/2019 также пришла к выводу о возможности предоставления находящемуся под домашним арестом обвиняемому права совершать прогулки два раза в день с 11 до 12 и с 14 до 15 часов в районе места жительства ^[13].

В этом аспекте интерес представляет правовая позиция Конституционного Суда РФ, выраженная в Постановлении от 09.07.2020 № 34-П «По делу о проверке конституционности части второй статьи 313 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с жалобой администрации муниципального образования город Мурманск». Согласно решению Конституционного Суда РФ указанные положения ст. 313 УПК РФ признаны не соответствующими отдельным положениям Конституции РФ в той части, в какой они не содержат «…конкретных мер по охране остающегося без присмотра жилого помещения, собственником которого является осужденный, а также не устанавливает субъектов, на которых судом может быть возложена обязанность по принятию таких мер, и не определяет, за счет каких источников осуществляется финансирование этих мер». Однако это не означает, что гражданин не может самостоятельно принять меры к сохранности своего имущества. Федеральному законодателю предстоит работа по внесению комплекса изменений и дополнений в действующее законодательство.

На наш взгляд, законодателю стоит при этом обратить внимание на правовое регулирование аналогичных вопросов при применении мер уголовно-процессуального принуждения в ходе производства по уголовному делу до постановления обвинительного приговора. Такая же неопределенность, как и в ст. 313 УПК РФ, содержится и в ч. 2 ст. 160 УПК РФ, кратко обязывающей следователя (дознавателя) принять меры по сохранности имущества и жилища подозреваемого (обвиняемого), задержанного и заключенного под стражу.

В случае нахождения подозреваемого (обвиняемого) под домашним арестом проблем решения вопросов по сохранности принадлежащего ему жилого помещения в принципе возникать не должно. Хотя данный вывод не так уж и очевиден. У такого лица могут быть несколько квартир, домов, дача, гараж, автомобиль, а при этом родственники или близкие лица, способные принять меры по сохранности имущества, могут либо вообще отсутствовать, либо быть по тем или иным причинам не способными взять на себя эти обязательства (престарелый возраст, проживают в другом регионе и т. д.). Более того, представляется, что и вся ст. 160 УПК РФ нуждается в определенной модернизации во взаимосвязи с нормами, регламентирующими применение мер пресечения. В ч. 1 ст. 160 УПК РФ говорится только о мерах, которые должен принять следователь, дознаватель по отношению к детям, престарелым родителям и иным иждивенцам, оставшимся без попечения лица, задержанного или заключенного под стражу. С нашей точки зрения, отсутствие в ч. 1 ст. 160 УПК РФ упоминания подозреваемого (обвиняемого), находящегося под домашним арестом, не соответствует современному пониманию сущности этой меры пресечения. Если домашний арест заключается в постоянном нахождении подозреваемого (обвиняемого) в жилом помещении, то должен быть и решен вопрос о том, кто, как, при каких условиях примет меры по попечению детей и других иждивенцев подозреваемого (обвиняемого), а также его имущества, за исключением жилого помещения, на что справедливо обращается внимание в литературе ^{[31, с. 92]}.

Запрет определенных действий как мера пресечения по сравнению с домашним арестом предполагает возможность ограничения свободы передвижения лица, подозреваемого или обвиняемого в совершении преступления, в меньшей степени, в том числе, и при возложении предусмотренного п. 1 ч. 6 ст. 105.1 УПК РФ запрета выходить в определенные периоды времени за пределы жилого помещения, в котором он проживает.

Изучение 200 судебных решений по результатам рассмотрения вопроса об избрании меры пресечения в виде запрета определенных действий показало, что суды при возложении запрета, указанного в п. 1 ч. 6 ст. 105.1 УПК РФ, во всех случаях устанавливали обязанность подозреваемого (обвиняемого) находиться по месту жительства в периоды времени, которые охватывали ночные часы. При этом в подавляющем большинстве случаев подозреваемым (обвиняемым) запрещалось выходить за пределы жилого помещения с 22 до 06 часов по местному времени. В тоже время, следует сказать, что при всей популярности установления такого промежутка времени, судебные решения все-таки отличаются в этом вопросе большим разнообразием: с 22 до 05 часов ^[28], с 23 до 06 часов ^[9], с 21 до 07 часов ^[12]. И этот список примеров можно было бы продолжать. Характерным также является то, что критерий выбора временного диапазона обязательного пребывания подозреваемого (обвиняемого) в месте исполнения запрета во многих случаях не объясняется. Трудно также однозначно определить, в чем заключается практическая ценность установления запрета не покидать место жительства в ночные часы, особенно в тех случаях, когда временной отрезок составляет часть этого времени суток. Например, постановлением Железнодорожного районного суда г. Симферополя от 20.02.2019 на обвиняемого возложен запрет покидать постоянное место жительства в период с 00 часов до 05 часов ^[28]. Возможно наше мнение ошибочно, но смеем предположить, что для большинства подозреваемых (обвиняемых) находиться ночью дома, скорее обычное дело, чем непосильное обременение.

Но больше всего возникает вопросов по разграничению запрета определенных действий и домашнего ареста, когда при возложении предусмотренного п. 1 ч. 6 ст. 105.1 УПК РФ запрета промежуток времени, в течение которого подозреваемый (обвиняемый) должен находится в жилом помещении, составляет 11 часов ^[4], 12 часов ^[7],[10], 14 часов ^[15], и даже 22 часа ^[11]. И в таких случаях действительно трудно установить разницу между домашним арестом и запретом определенных действий как мерами пресечения ^{[16, с. 57]}. Но зато сполна ощущает на себе мнимость такой «разницы» лицо, в отношении которого применяется запрет определенных действий, особенно с учетом предусмотренных ч. 10 ст. 109 УПК РФ (действующих) правил взаимозачетов сроков применения различных мер уголовно-процессуального принуждения.

В соответствии с ч. 10 ст. 105.1 УПК РФ срок применения запрета выходить в определенные периоды времени за пределы жилого помещения не может превышать по уголовным делам о преступлениях небольшой и средней тяжести 12 месяцев, о тяжких преступлениях – 24 месяца, об особо тяжких преступлениях – 36 месяцев. И начинает этот срок исчисляться с момента принятия судебного решения о его установлении.

Как разъясняется в абз. 2 п. 20 постановления Пленума № 41, при определении даты окончания срока содержания под стражей следует учитывать, в том числе, время применения запрета, предусмотренного п. 1 ч. 6 чт. 105.1 УПК РФ, из расчета два дня применения запрета за один день содержания под стражей. Кроме того, исходя из смысла ч. 10 ст. 109 УПК РФ, два дня применения запрета выходить за пределы жилого помещения приравнивается к одному дню домашнего ареста и задержания в порядке ст., ст. 91, 92 УПК РФ. При этом, в случае применения домашнего ареста и заключения под стражу, как устанавливает ч. 2.1 ст. 107 УПК РФ, совокупный срок содержания под стражей не может превышать предельного срока содержания под стражей, установленного ст. 109 УПК РФ, независимо от того, в какой последовательности данные меры пресечения применялись. Отсутствие в законе аналогичного правила применительно к мере пресечения в виде запрета определенных действий практически означает, что после истечения предельного срока содержания под стражей возможно дальнейшее ограничение свободы обвиняемого посредством возложения на него запрета, предусмотренного п. 1 ч. 6 ст. 105.1 УПК РФ.

Так, при досудебном производстве по одному из уголовных дел о тяжком преступлении к обвиняемой последовательно применялись задержание в порядке ст., ст. 91, 92 УПК РФ, заключение под стражу и домашний арест в качестве мер пресечения. На момент рассмотрения судом ходатайства следователя об избрании в отношении обвиняемой меры пресечения в виде запрета определенных действий совокупный срок содержания под стражей составил 12 месяцев. Апелляционная инстанция согласилась с решением Калужского районного суда Калужской области о возложении на обвиняемую запрета выходить за пределы жилого помещения, за исключением времени, отведенного на совершение прогулок с 10 часов до 11 часов и с 18 часов до 19 часов ежедневно, поскольку по делам о преступлениях данной категории срок применения данного запрета может составлять 24 месяца с момента принятия судом решения об этом. Суд также мотивировал свое решение тем, что в период нахождения под домашним арестом (в общей сложности 5 месяцев) обвиняемая неоднократно нарушала возложенные на нее запреты, в том числе встречалась со свидетелями за пределами населенного пункта, совершая выезд из него без разрешения следователя ^[8].

Таким образом, в данном случае формально по отношению к обвиняемой избрали более мягкую меру пресечения, а фактически продолжилось применение домашнего ареста. Что же касается допускаемых обвиняемой нарушений возложенных запретов при нахождении под домашним арестом в течение столь длительного периода, то, скорее, это говорит об уровне качества и эффективности контроля за их соблюдением со стороны контролирующих органов и органов предварительного расследования, что является вообще системной проблемой ^{[23, с. 200],[27, с. 214]}. Интересен также тот факт, что после отмены домашнего ареста следователь вынес постановление об избрании меры пресечения в виде подписки о невыезде и надлежащем поведении, но обвиняемая отказалась подписывать письменное обязательство о невыезде и надлежащем поведении. И думается, что такое решение обвиняемой было не случайным, а тактически взвешенным, обусловленным имеющейся возможностью сократить срок потенциального наказания, в том числе в виде реального лишения свободы, за счет последующего зачета времени применения запрета выходить за пределы жилого помещения в срок наказания. При том, что правовой возможности избрать другую меру пресечения у следствия на тот момент не было, а запреты как нарушались, так и будут нарушаться.

В целом же полагаем, что отсутствие на сегодняшний день единого правила взаимного зачета времени применения различных мер процессуального принуждения, сопряженных с ограничением личной свободы, независимо от последовательности их избрания, является недостатком уголовно-процессуального закона. Вместе с тем, следует признать, что установить оптимальную пропорцию соотношения заключения под стражу, домашнего ареста, запрета, предусмотренного п. 1 ч. 6 ст. 105.1 УПК РФ, практически нереально, ввиду изначально допускаемой законом неопределенности и диспозитивности при установлении временного промежутка применения последнего. Правило зачета времени применения запрета выходить за пределы жилого помещения, установленное в п. 1.1 ч. 10 ст. 109 УПК РФ, по нашему мнению, не может объективно учесть всех возникающих на практике ситуаций, необоснованно уравнивает всех подозреваемых и обвиняемых. Более того, в последующем при назначении наказания суды руководствуются п. 1.1 ч. 10 ст. 109 УПК РФ, так как этот вопрос не решен в ст. 72 УК РФ, и засчитывают два дня применения запрета выходить за пределы жилого помещения за один день содержания под стражей, что затем переводится в количество дней лишения свободы в зависимости от определенного в решении суда вида исправительного учреждения. Тем самым несправедливо ставится знак равенства между мерами пресечения – домашним арестом и запретом определенных действий.

Надо сказать, что и возложение иных запретов, предусмотренных п. п. 2-6 ч. 6 ст. 105.1 УПК РФ, также отличается разнообразием и по степени конкретизации, и по внутреннему содержанию. При этом, порой в одном решении могут устанавливаться запреты, которые по своему смыслу излишне дополняют друг друга, и более того, противоречат друг другу. Так, постановлением Ялтинского городского суда Республики Крым от 17.10.2018 в отношение обвиняемого установлен запрет покидать жилое помещение с 22 до 08 часов утра, а также запрет на посещение различных увеселительных и развлекательных заведений города с круглосуточным режимом работы ^[28]. Получается, что оба запрета ориентированы только на то, чтобы в ночное время обвиняемый не посещал определенных мест, и совершенно не препятствуют его нахождению в таких местах, которые официально хотя бы на один час прекращают свою работу.

В соответствии с ч. 7 ст. 105.1 УПК РФ в постановлении суда должны указываться конкретные условия исполнения тех или иных запретов, в том числе, места, запрещенные для посещения, данные о расстоянии, ближе которого запрещено приближаться к определенным объектам, лица, с которыми запрещено общаться. При этом, как указывается в абз. 2 п. 40 постановления Пленума № 41, запрещая общение с теми или иными лицами, суд должен указать данные, позволяющие идентифицировать этих лиц. Суды далеко не всегда выполняют данное требование. Чаще всего в судебных решениях при возложении запрета, предусмотренного п. 3 ч. 6 ст. 105.1 УПК РФ, содержится указание на процессуальный статус лиц, с которыми подозреваемому (обвиняемому) запрещено общаться. Иногда в судебных решениях возлагается запрет на общение с неопределенным кругом лиц: «с посторонними лицами» ^{[3, 4]}, «с иными лицами» ^[1], что свидетельствует, на наш взгляд, о формальном подходе при возложении запретов. В ряде случаев, устанавливая запрет на общение с потерпевшими, их представителями, свидетелями по уголовному делу по обстоятельствам расследуемого уголовного дела, суды указывают в постановлениях, например, что такой запрет не распространяется на общение со следователем, адвокатом, прокурором, представителем контролирующего органа ^[6]. Возможно, излишнее перечисление лиц, с которыми общение априори не может быть запрещено, объясняется тем, что суды стремятся исключить буквальное и фривольное толкование подозреваемым (обвиняемым) установленного запрета.

При этом не всегда, особенно на первоначальном этапе расследования, известны все свидетели, потерпевшие, подозреваемые, гражданские ответчики, иные участники процесса по данному уголовному делу. И если придерживаться требования об обязательном перечислении всех лиц в постановлении об избрании меры пресечения, то логично требовать каждый раз при появлении нового участника обращаться в суд с ходатайством о внесении изменений в список лиц, с которыми запрещено общение, то есть о возложении дополнительных запретов. Кроме того, из тактических соображений или исходя из необходимости принятия мер безопасности в отношении участника процесса, его близких лиц, разглашение сведений о таких участниках может быть нецелесообразным. Полагаем, что при установлении запрета на общение с определенными лицами вполне допустимым было бы, чтобы этот круг лиц в зависимости от складывающейся следственной ситуации определял следователь (дознаватель), под расписку знакомя подозреваемого (обвиняемого) с соответствующим уведомлением.

Вопрос о возможности возложения запрета на управление автомобилем или иным транспортным средством в период, когда подозреваемый (обвиняемый) лишен права управления транспортным средством по приговору суда, состоявшемуся по другому уголовному делу, понимается на практике также неоднозначно. Например, постановлением Керченского городского суда Республики Крым от 22.03.2019 было отказано в удовлетворении ходатайства дознавателя об избрании в отношении подозреваемого меры пресечения в виде запрета определенных действий, а именно запрета на управление автомобилем или иным транспортным средством. Суд при рассмотрении ходатайства установил, что подозреваемый был осужден по ст. 264.1 УК РФ приговором мирового судьи 30.03.2018, вступившем в законную силу 18.04.2018, в соответствии с которым он лишен права заниматься деятельностью, связанной с управлением транспортными средствами сроком на два года. На этом основании суд пришел к выводу, что избрание такого запрета в отношении подозреваемого «…не целесообразно и не действенно» ^[28]. О необоснованности возложения такого запрета на подозреваемого указал Абаканский городской суд в постановлении от 30.10.2019, поскольку подозреваемый и так лишен права управления механическим транспортным средством по приговору мирового судьи. В тоже время в другом деле при аналогичных обстоятельствах Верховный Суд Хакасии, пришел к другому выводу, отменяя постановление районного суда. В апелляционном постановлении от № 22К-1573/2019 апелляционная инстанция определила, что «…особенности конструкции состава преступления, предусмотренного ст. 264.1 УК РФ, не могут служить основанием для сужения или исключения случаев применения предусматриваемых уголовно-процессуальным законом мер процессуального принуждения, направленных на обеспечение судопроизводства, в том числе запрета на управление автомобилем, предусмотренного п. 6 ч. 6 ст. 105.1 УПК РФ». ^[24]. Думается, что логика диктует отсутствие права применять данный запрет, если на момент решения данного вопроса подозреваемый (обвиняемый) уже лишен права управления транспортным средством или не обладал таким правом изначально.

В ч. 4 ст. 105.1 УПК РФ предусматривается, что суд по результатам рассмотрения ходатайства следователя (дознавателя) об избрании меры пресечения в виде запрета определенных действий может принять одно из трех решений: об избрании в отношении подозреваемого или обвиняемого данной меры пресечения, об отказе в удовлетворении ходатайства, о возложении дополнительных запретов на подозреваемого или обвиняемого, в отношении которого применена мера пресечения в виде запрета определенных действий. При этом обращает на себя внимание формулировка последнего варианта возможного судебного решения. Конечно, она не должна вводить в заблуждение относительно возможности наложения каких-либо дополнительных запретов и ограничений, не указанных в ч. 6 ст. 105. 1 УК РФ. Необходимость возложения дополнительных запретов может возникнуть, когда при первоначальном принятии решения об избрании данной меры пресечения судом в отношении лица были приняты часть запретов, указанных в ч. 6 ст. 105.1 УПК РФ, но которых в процессе исполнения меры пресечения оказалось недостаточно для достижения целей, ради которых избирается мера пресечения. Может потребоваться изменить содержание уже наложенных запретов (например, добавить наименование мест, где запрещено появляться, лиц, с которыми запрещено общаться и т.д.). Но возможна и противоположная ситуация, когда применение каких-либо запретов, предусмотренных в ч. 6 ст. 105.1 УПК РФ и указанных в судебном решении, становится излишним обременением. И представляется, что ходатайствовать об этом может как сторона обвинения, так и сторона защиты. Однако, в ст. 105.1 УПК РФ о праве подозреваемого (обвиняемого), его защитника ходатайствовать об изменении условий исполнения или количества возложенных запретов не говорится. Сама формулировка судебного решения, указанного в п. 2 ч. 4 ст. 105.1 УПК РФ, в действующей редакции также некорректна, поскольку ориентирует на то, что решение может быть принято исключительно в интересах органов предварительного расследования. Вряд ли здравый смысл позволит предположить, что представители стороны защиты будет ходатайствовать об установлении каких-либо дополнительных запретов.

В этой связи, думается, что правильно говорить не о возложении дополнительных запретов, а об изменении запретов, как это предусмотрено ч. 8 ст. 107 УПК РФ в случае избрания меры пресечения в виде домашнего ареста. При этом в ч. 4 ст. 107 УПК РФ называется только два вида постановлений, которые может вынести суд по результатам рассмотрения ходатайства об избрании меры пресечения в виде домашнего ареста, а в других частях ст. 107 УПК РФ не содержится указания на то, что суд может принять решение об изменении запретов. Ссылка на ч. 4 ст. 107 УПК РФ в данном случае тоже была бы неверной, поскольку, исходя из буквального ее содержания, решение о возложении дополнительных запретов возможно принять только в отношении подозреваемого (обвиняемого), к которому применена мера пресечения в виде запрета определенных действий.

Примечательно, что в ст. 106 УПК РФ, регламентирующей избрание меры пресечения в виде залога, отсутствует не только указание на возможность ходатайствовать об изменении возложенных на подозреваемого (обвиняемого) запретов, как по инициативе органов уголовного преследования, так и по ходатайству стороны защиты, но и вообще не содержится перечня видов решений, которые может принять суд по результатам рассмотрения ходатайства об избрании залога. На наш взгляд, законодатель в данном вопросе проявил непоследовательность. Если был избран вариант перечисления видов судебных решений отдельно для каждой меры пресечения (ч. 4 ст. 105.1, ч. 4 ст. 107 УПК РФ, ч. 7 ст. 108 УПК РФ), то по логике перечень должен содержаться и в ст. 106 УПК РФ.

Кроме того, исчерпывающий перечень судебных решений не содержится ни в одной из перечисленных статей. В случаях недоставления подозреваемого (обвиняемого) в суд, возбуждения или дачи согласия на возбуждение ходатайства ненадлежащими должностными лицами, суд возвращает ходатайство без рассмотрения, о чем выносит постановление, что не препятствует повторному обращению в суд с соответствующим ходатайством (п. 15, п. 24 постановления Пленума № 41). Кроме этого, при решении вопроса об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу согласно п. 3 ч. 7 ст. 108 УПК РФ в целях предоставления дополнительных доказательств обоснованности или необоснованности избрания данной меры пресечения суд вправе вынести постановление о продлении срока задержания, которое по сути является решением об отложении судебного заседания. По нашему мнению, необходимость в предоставлении дополнительных доказательств может возникнуть и при решении вопроса об избрании домашнего ареста, залога, запрета определенных действий, когда подозреваемый (обвиняемый) не задержан в порядке ст., ст. 91, 92 УПК РФ.

В тоже время, законом предусмотрен единый судебный порядок рассмотрения ходатайств об избрании любой меры пресечения, перечисленной в ст. 29 УПК РФ. С учетом того, что ст. 109 УПК РФ хоть и называется «Сроки содержания под стражей», но по своему содержанию в большей степени посвящена судебному порядку продления срока применения мер пресечения, распространяя свое действие и на заключение под стражу, и на домашний арест, и запрет, предусмотренный п. 1 ч. 6 ст. 105.1 УПК РФ, с нашей точки зрения, логично было бы судебный порядок избрания, изменения и продления мер пресечения, а также виды судебных решений разместить в одной статье 109 УПК РФ, назвав ее «Судебный порядок избрания и продления срока применения мер уголовно-процессуального принуждения». А виды судебных решений, принимаемых судами по результатам рассмотрения ходатайств об избрании мер пресечения изложить в следующем формате: об избрании меры пресечения; об отказе в избрании меры пресечения; об изменении запретов, возложенных на подозреваемого, обвиняемого; о возвращении ходатайства без рассмотрения; об отложении судебного заседания.

На основании рассмотренных различных аспектов законодательной регламентации и судебной практики применения мер пресечения приходим к выводу, что существующую систему мер пресечения вряд ли возможно признать безупречной. Складывающаяся практика применения меры пресечения в виде запрета определенных действий весьма противоречива. Во многих случаях возложение запрета, предусмотренного п. 1 ч. 6 ст. 105.1 УПК РФ, фактически нивелирует разницу между данной мерой пресечения и домашним арестом. В этой связи представляется обоснованным высказанное процессуалистами предложение о применении запрета определенных действий «…без предусмотренного сейчас запрета выходить за пределы жилого помещения» ^{[26, с. 23]}. Кроме того, было бы правильным, с нашей точки зрения, запретам, указанным в ч 6. ст. 105.1 УПК РФ, придать статус иных мер процессуального принуждения, тем самым позволив в случае необходимости по судебному решению сочетать определенные ограничения и запреты с различными мерами пресечения.