Propaganda as an instrument of creation of new social contract

Koshmarov Mikhail ORCID: 0000-0001-6166-5186 PhD in Technical Science Director for the Development of Innovative Technologies, Russian Social Business Promotion Centre 101000, Russia, Moscow, Luchnikov, 2 mk69@ya.ru Other publications by this author

­­­­­

8 декабря 1991 года главами трех славянских республик Советского союза, были подписаны соглашения, названные позже Беловежскими по месту подписания, о создании Союза Независимых Государств, де-юре дезинтегрирующие СССР по границам советских республик.

«В течение 14 дней россияне, которые вообще-то даже меньше были осведомлены, чем внешний мир, о приближающемся распаде Советского Союза, неожиданно для себя обнаружили, что они более не являются хозяевами трансконтинентальной империи, а границы других республик с Россией стали теми, какими они были с Кавказом в начале 1800-х годов, со Средней Азией — в середине 1800-х и, что намного более драматично и болезненно, с Западом — приблизительно в 1600 году, сразу же после царствования Ивана Грозного. […] Пространство, веками принадлежавшее царской империи и в течение трех четвертей века Советскому Союзу под главенством русских, теперь заполнено дюжиной государств, большинство из которых (кроме России) едва ли готовы к обретению подлинного суверенитета.» ^{[1, с. 110-111]}.

Конец истории перенапрягшейся «империи зла» или по выражению Бодрийяра «самороспуск Восточного блока» ^{[2, с. 14]} —важнейшее событие новейшего времени, исследование которого, дало много интересных идей и теорий. С точки зрения политической коммуникации видится интересным рассмотреть эволюцию общественного сознания населения России в переходный период (1970-1999) и ответить на вопросы: каков был общественный договор в позднем СССР (1977-1989); во что он трансформировался в период (1989-1993); и как изменил его 1993 г. Эта статья — попытка анализа механизмов и инструментов переформатирования «советского человека» в участника гражданского общества, актора общественного договора. Данное исследование рассматривает трансформацию общества через оптику пропаганды, поскольку это позволяет экстраполировать некоторые полученные результаты с целью выявления устойчивых тенденций развития общества. Следует особо отметить, что термин пропаганда в настоящей статье, используется в классическом научном значении, как его понимали классики пропаганды, экономики и политической философии – Э. Бернайс, У. Липпманн, Д. Дьюи, М. Маклюэн, Д. М. Кейнс, И. Кант — то есть, любые спланированные действия для производства общественного мнения в любой области. «Одна из характерных особенностей свободного общества — это, безусловно, свобода индивида отстаивать и открыто пропагандировать (to advocate and propagandize) радикальные изменения в общественной структуре - до тех пор, пока его агитация ограничивается убеждением и не выливается в применение насилия и иных видов принуждения». ^{[3, с. 41]}.

К 1970-м гг в советском обществе сформировался запрос на информацию о Западе, трансформировавшийся в желание перемен в 1980-х гг. Любопытство послесталинского поколения, не знавшего войн и голода, хорошо образованного и много читающего, создало определенную гравитацию общественного мнения. Вектор этого любопытства во многом был направлен на запретный плод — за «железный занавес» и здесь, нельзя не отметить, значение мягкой силы Запада.

Как когда-то, печатный станок Иоганна Гуттенберга, создал условия для Реформации в Европе, приходу «нового мышления» в СССР, также способствовала новая технология — бытовые аудио и видеомагнитофоны, позволявшие слушать музыку и смотреть фильмы, записанные на магнитную ленту.

Рок-музыка, ставшая в семидесятых международным языком молодежи, мифологизировала западный образ жизни, создавала у молодежи иллюзию общей с Западом повестки, разрушала взаимопонимание поколений и преемственность. Посредством рок-музыки советское общество получило первичную прошивку западными ценностями. Ко второй половине восьмидесятых, на базе полулегального рынка аудио-записей, возник рынок видео-копий западных фильмов, которые никогда бы не прошли советскую цензуру.

Запрос общества на информацию о Западе начал удовлетворяться посредством художественных фильмов, в основном произведенных в США. Экономически наивные советские зрители увидели, что простые американцы ездят на больших, новых машинах и живут в домах и квартирах, огромных по меркам СССР. Западные фильмы, несущие скрытую рекламу (product placement), внедряли западные шаблоны поведения, установки на сверхпотребление и гедонизм. Черный рынок видеокассет запустил процесс распространения массовой фрустрации, вследствие чего произошел тектонический сдвиг в общественном сознании.

Ко второй половине 1980-х гг запрос на перемены, сложившийся в среде творческой интеллигенции несколько раньше, стал резонировать с неудовлетворенностью рабочих и служащих. Запоздалым ответом идеологов СССР на запросы общества, стали перестройка, гласность и кооперация, задекларированные в январе 1987 г. на пленуме ЦК КПСС и здесь необходима ремарка.

В политической философии, понятие гласности, публичности (Publizität), как принципа права, в своей работе «К вечному миру» ввел Иммануил Кант: «Все максимы, которым необходима гласность (чтобы достичь своей цели) согласуются и с правом, и с политикой.» ^{[4, с. 307]}. Обратный принцип Кант сформулировал следующим образом: «Противоправны все относящиеся к праву других людей действия, максимы которых несовместимы с гласностью.» ^{[4, с. 300]}.

Именно это, кантовское значение гласности, в рамках удовлетворения запроса общества на информацию, декларировал Горбачев. Не свободу СМИ, а расширенное информирование населения, частичное рассекречивание архивов, смягчение цензуры, выборочную публикацию ранее запрещенных книг. Таким образом, проведение реформ планировалось усилить пропагандистской кампанией. Термин пропаганда в данном случае используется в том смысле, в каком его использовал и Кант - выступление в поддержку чего-либо, популяризация, агитация: «Нельзя ожидать, чтобы короли философствовали или философы стали королями; да этого и не следует желать, так как обладание властью неизбежно извращает свободное суждение разума. Но короли или самодержавные (самоуправляющиеся по законам равенства) народы не должны допустить, чтобы исчез или умолк класс философов, а должны дать ему возможность выступать публично; это необходимо и тем, и другим для внесения ясности в их деятельность. Этот класс вне подозрений от слухов в ведении пропаганды, так как по своей природе он не способен создавать сообщества и клубы.» ^{[4, с. 284]}.

(Последний тезис: […] weil diese Klasse ihrer Natur der Nottirung und Clubbenverbündung unfähig ist, wegen der Nachrede einer P r o p a g a n d e verdachtlos. ^{[5, с. 70]} переведен моей сестрой, Ph. D. А.Ю. Чепель.)

Анонсированный Горбачевым в январе 1987 г. план реформ, получил внешнеполитический отклик: США предложили СССР мирный договор, партнерство и экономическую интеграцию.

12 июня 1987 г. бывший голливудский актер Рональд Рейган – произнес в Берлине 26-минутную речь «Снесите эту стену!» ставшую важной вехой в формировании нового мышления элит СССР. Ниже приведены несколько важных фрагментов этой речи:

«[…] Мы приветствуем перемены и открытость, поскольку мы верим, что свобода и безопасность идут рука об руку, что прогресс человеческой свободы может лишь укрепить дело мира во всем мире. Советы могут сделать еще один безошибочный шаг, который будет расценен как серьезно способствующий делу свободы и мира. Генеральный секретарь Горбачев, если Вы стремитесь к миру, если Вы хотите процветания для Советского Союза и Восточной Европы, если Вы стремитесь к либерализации, придите сюда, к этим воротам! Господин Горбачев, откройте эти ворота! Господин Горбачев, снесите эту стену!

[…] В сотрудничестве со многими нашими союзниками Соединенные Штаты реализуют Стратегическую оборонную инициативу […] И вместе с тем мы хотим мира, и поэтому мы должны стремиться взаимно сократить наши вооружения.»

«[…] В 1947 году, как вы знаете, государственный секретарь Джордж Маршалл объявил о создании того, что стало известно, как «план Маршалла».

[…] Япония поднялась из руин и стала экономическим гигантом. Италия, Франция, Бельгия - практически все государства Западной Европы политически и экономически родились заново; было создано Европейское сообщество. В Западной Германии и здесь, в [Западном] Берлине, произошло экономическое чудо. […] Мы, на Западе, готовы к сотрудничеству с Востоком во имя содействия истинной открытости, для того чтобы уничтожить барьеры, разделяющие народы, создать безопасный, более свободный мир.» ^[6]

Можно выделить два основных посыла этой речи: 1) США скоро реализуют «сверхоружие» СОИ (дезинформация, заслуживающая отдельной статьи), но готовы к переговорам о мире. 2) После начала разоружения, США готовы обсуждать планы экономической помощи России.

Из 26 минут, не менее 12-ти, Рейган говорил о мирных переговорах и сотрудничестве, а в экономической части речи особенно подчеркнул базовый неолиберальный тезис - свобода ведет к процветанию. Суммируя, можно уверенно сказать: по форме и по содержанию речь выглядит, как неагрессивное приглашение к мирным переговорам для поиска обоюдовыгодного решения. При этом Рейган был убедительно альтруистичен: его интересы это - «идеалы свободы», желание помочь народам Восточного блока, новый план Маршалла.

Таким образом, Запад в лице Рейгана приветствовал реформы, обещал экономическую интеграцию и предложил сделать ответный шаг, последовавший уже через полгода: 8 декабря 1987 г. Михаил Горбачев подписал в Вашингтоне, Договор о ликвидации ракет средней и меньшей дальности (РСМД). Далее последовали:

14 апреля 1988 г. в Женеве подписано Соглашение по урегулированию ситуации в Республике Афганистан и незамедлительно, 15 мая начался вывод советских войск из Афганистана.

9 ноября 1988 г. разрушен символ холодной войны - берлинская стена.

12 сентября 1990 г. Договор об окончательном урегулировании в отношении Германии (об объединении Германии и выводе советских войск).

15 октября 1990 г. Горбачеву присуждена Нобелевская премия мира.

19 ноября 1990 г. Договор об обычных вооруженных силах в Европе (ДОВСЕ).

15 июля 1991 г. в Лондоне прошла встреча G7 в присутствии Горбачева.

30 июля 1991 г. в Москве подписан Договор о сокращении стратегических наступательных вооружений (СНВ-1).

24 марта 1992 г. Договор по открытому небу (ДОН).

3 января 1993 г. Договор о сокращении стратегических наступательных вооружений (СНВ-2). ^[7]

Таким образом, СССР и его правопреемник Российская Федерация выполнили свою часть сделки, получив взамен вместо инвестиций для экономического интегрирования с Западом, советников для организации проведения реформ. В результате этих реформ была реализована «шоковая терапия» – экономическая программа быстрого выхода из экономического кризиса, разработанная американскими экономистами во главе с Милтоном Фридманом. По причинам, изложенным ниже, эта программа, ранее зарекомендовавшая себя во многих странах, как приносящая быстрый позитивный эффект, в России обусловила хаос девяностых, последствия которого полностью не преодолены и по сей день. Россия, в отличии от других стран получила максимум шока и минимум помощи. Беспрецедентный, на грани голода, экономический кризис, террор организованной преступности, война на Кавказе - привели к миграции, повышенной смертности и к падению суммарного коэффициента рождаемости.

Подобные технологии сдерживания известны достаточно давно – например, Опиумные войны в Китае или Бенгальский голод в Индии. В ХХ веке технологии стали менее кровожадными: «В информационную эпоху вполне возможно сократить численность населения за счет распространения соответствующей информации и хитроумных приспособлений. Вопрос о ценностях здесь не стоит. Это просто информационные технологии, используемые одним обществом чтобы изменить другое.» ^{[8, с. 170]}.

Помимо демографического, Россия понесла значительный экономический урон. Были уничтожены конкурентоспособные отрасли: гражданское самолетостроение, станкостроение, производство строительной и сельхозтехники, электроники. Научные открытия и инновационные технологии через механизмы совместных предприятий выведены на Запад. Несущие экономические колонны - бюджетообразующие нефтегазовые активы, произвольно приватизированы в ущерб государству. Для России сделка с Западом оказалась настолько катастрофичной, что к концу девяностых под вопросом оказалась сама государственность. Как стало возможным порабощение без поражения? «Порабощению всегда предшествует усыпление». ^{[9, с. 225]}.

Анализ механизмов такого усыпления имеет смысл начать еще с одной цитаты из учебника американского политолога Збигнева Бжезинского: «Когда американцы запустили в оборот лозунг о «зрелом стратегическом партнерстве» между Вашингтоном и Москвой, русским показалось, что этим был благословлен новый демократический американо-российский кондоминиум, пришедший на смену бывшему соперничеству.

Этот кондоминиум будет глобальным по масштабам. Таким образом Россия будет не только законным правопреемником бывшего Советского Союза, но и де-факто партнером в мировом устройстве, основанном на подлинном равенстве. Как не устают заявлять российские лидеры, это означает не только то, что остальные страны мира должны признать Россию равной Америке, но и то, что ни одна глобальная проблема не может обсуждаться или решаться без участия и/или разрешения России. Хотя открыто об этом не говорилось, в эту иллюзию вписывается также точка зрения, что страны Центральной Европы должны каким-то образом остаться, или даже решить остаться, регионом, политически особо близким России. Роспуск Варшавского договора и СЭВ не должен сопровождаться тяготением их бывших членов к НАТО или даже только к ЕС.

[…] Проблема с таким подходом заключается в том, что он лишен внешнеполитического и внутриполитического реализма. Хотя концепция «зрелого стратегического партнерства» и ласкает взор и слух, она обманчива. Америка никогда не намеревалась делить власть на земном шаре с Россией, да и не могла делать этого, даже если бы и хотела.

[…] …все больше русских считают ее выдвинутой специально для обмана России.» ^{[1, с. 123,124]}. Исчерпывающе, но следует добавить одну деталь. Когда Горбачева пригласили в июле 1991г. на встречу G7, в принятой экономической декларации, были строки о «начале процесса интеграции СССР в мировую экономику» ^[10], что на словах поддерживало иллюзию партнерства. На деле Горбачеву было отказано в инвестициях по причине «сомнений в понимании сути рыночной экономики».

Нельзя не признать, что выражение «the mature strategic partnership» (зрелое стратегическое партнерство) оказалось весьма эффективно. Оно несло сразу несколько смыслов: взаимоуважение, равноправие, долгосрочное сотрудничество, признание конфликтов прошлого проявлением незрелости и внедряло в общественное сознание вместо идеалов коммунизма, веру в светлое будущее США и РФ. Запущенная в 1994 г. программа НАТО «Партнёрство во имя мира» (Partnership for Peace) использовала ту же терминологию.

«Пропагандист должен быть всегда начеку, чтобы ухватиться за священную фразу, кристаллизующую вокруг себя общественные стремления…» ^{[11, с. 69]} Эта фраза из книги Гарольда Ласвеля «Техника пропаганды в мировой войне» - идеально подходит для описания анализируемого феномена.

Другой кристаллизующей фразой стал термин «новые русские», появившийся в западной прессе для обозначения малочисленного класса зарождающийся буржуазии, а в России ставший синонимом демонстративного сверхпотребления. Значительному количеству населения России удалось внедрить уверенность в том, что со временем, «все россияне», обогатившись, смогут стать новыми русскими миллионерами.

Следует добавить, что это внедрение происходило на фоне прививки советского человека «неразбавленной свободой»: круглосуточные казино, стрипклубы и дискотеки, легкодоступные алкоголь и наркотические вещества стали повседневностью, фоном.

С учетом всего вышеизложенного, можно приступать к рассмотрению трансформации общественного договора того времени.

Общественный договор позднего СССР, в терминах Руссо, не был добровольным соглашением свободных граждан, обладающих общей волей, заключённым в своих интересах. Но это уже не был и договор захватчика и побежденного, времен диктатуры пролетариата и гражданской войны, когда жизнь даровалась в обмен на безоговорочное подчинение.Вторая мировая война, где две политические системы были союзниками и сблизились, скорректировала терминологию пропагандистов по обе стороны океана, что имело последствия. В Америке, качнувшейся влево, пришлось проводить антикоммунистическую «охоту на ведьм». В СССР после смерти Сталина, началась либерализация режима, которая со временем, сделала невозможным игнорирование западного дискурса, где понятия гражданских прав и свобод были основополагающими и в научных теориях, и в СМИ. В итоге это дало конституцию 1977 г., которая, хотя и оставляла практически без изменений руководящую роль коммунистической партии, и политическую систему, установленные в конституции 1936 г., однако в качестве отступных предоставляла гражданам весьма щедрый социальный пакет.

Этот общественный договор получил название «развитого социализма», а позднее в период гласности - «период застоя». Следует отметить, что значительная часть населения, восприняла «развитой социализм», как ослабление государственного контроля и повела себя, «как раб, убежавший от своего господина» ^{[9, с. 28]} - на фоне роста алкоголизма, росли аморальность и аполитичность, снижалась производительность труда. При этом государство являлось практически единственным работодателем и сохранялись рудименты ГУЛАГа – например, уголовное наказание за тунеядство. Неприкосновенными оставались коммунистические ритуалы, установленные ещё большевиками вместо религиозных: политинформации, субботники, демонстрации, etc. В отсутствии пассионарных фигур, эти действа превращались в рутину для партийной номенклатуры, а непартийные граждане, вне зависимости от социального положения, расценивали их, как нелепую повинность. Дети, видя двойную мораль взрослых, воспринимали эту идеологию, не как догму, а как систему ограничений, которую надо «учиться учиться и учиться» обходить. Коммунистическая практика, противоречащая естественным законам разума, изжила себя изнутри к третьему поколению, тем самым опровергнув и теорию.

И таким образом, общественный договор позднего СССР можно сформулировать так: государство в лице высших страт обладало ничем неограниченной политической властью, низшие страты имитировали лояльность системе и идеологии, в обмен на дорогостоящий социальный пакет. При этом разделение властей существовало лишь формально и все ветви власти полностью контролировались единственной политической партией.

Проблема такой системы заключалась в том, что она существовала не за совесть, а за страх, точнее сказать, за счет инерции страха, быстро регрессировала и была очевидно конечна. В начале восьмидесятых, менее чем за три года, похоронив трех вождей, политическое руководство страны оказалось в системном кризисе. Кроме того, нефть, подорожавшая в семидесятые, с $2 до $35, стала уверенно дешеветь, что добавляло к кризису политическому, высокую вероятность наступления экономического кризиса, при развитии которого, государство не вытягивало бюджетозатратный развитой социализм. Это в свою очередь означало, что без внятного лидера и без щедрой оплаты, население отбросит, через какое-то время, неудобные идеологические ходули. А без идеологического экзоскелета, большевистский конструкт СССР, гарантировано развалится на части, как минимум, по границам союзных республик. Срочно требовались реформы.

Ситуация осложнялась тем, что в резерве, из которого партийное руководство могло рекрутировать лидера, находились лояльные, но бесцветные функционеры, неспособные повести за собой народ. Партийная система готовила опытных аппаратчиков, а страна нуждалась в молодом, харизматичном лидере. Компромисс был найден в лице Михаила Горбачева. Народ его принял плохо: он был недостаточно образован для интеллигенции и мягковат для пролетариев, а его первый серьезный шаг как лидера - антиалкогольная кампания, правильная по смыслу, была очевидно вредна по исполнению и практически уничтожила его репутацию - над ним стали смеяться. Слабость Горбачева увидели на Западе и начали использовать, но для уничтожения СССР нужен был другой тип: харизматичный, брутальный, стремящийся к неограниченной власти. «Большевик рынка» в своем мировоззрении настолько, чтобы решиться повести Россию к неолиберальному «вашингтонскому консенсусу» даже ценой гражданской войны. На «пьяной пресс-конференции» ^[12] в университете Джона Хопкинса в сентябре 1989 г. Борис Ельцин доказал, что он подходящая кандидатура.

12 июня 1991 г. он был избран президентом РСФСР, а через два месяца стоя «на броневике» противостоял августовскому путчу, получив мощную поддержку стран Запада. Победив удивительно безвольных путчистов, Ельцин не стал возвращать власть законному президенту, а игнорируя результаты мартовского референдума о сохранении Союза, 8 декабря распустил СССР, склонил Горбачева к отречению, и 25 декабря получил знак высшей власти — ядерный чемоданчик. Рейтинг Ельцина был в тот момент еще достаточно высок и уставший от политики народ не вышел протестовать в предновогодние дни, тем самым, молчаливо одобрив этот акт.

«Таким образом, прежде чем рассматривать акт, посредством которого народ избирает короля, следовало бы рассмотреть тот акт, в силу которого народ становится народом, ибо этот акт, непременно предшествующий первому, является подлинным основание общества». ^{[13, с.126]}.

Воспользуемся советом классика. Как и предыдущие соглашения власти и народа, реформы 1980-х гг. шли сверху вниз, то есть народ по-прежнему не имел никаких политических прав. Поправки к конституции, появившиеся в декабре 1988 г., изменили политическую систему: высший орган государственной власти Совет народных депутатов стал выборным. Таким образом, проголосовав за народных депутатов весной 1989 г., за сохранение СССР на плебисците в марте 1991 г., и за президента РСФСР в июне 1991 г., советские люди, проявив общую политическую волю, начали становиться политическим обществом. Нет здесь противоречия и с идеями Джона Локка о том, что политическим обществом или гражданским обществом, могут быть только люди, обладающие частной собственностью, поскольку «под общим именем собственность» он понимал комплекс из «жизней, свобод и владений». ^{[14, с. 348]}. К 1991 г. государство перестало быть единственным работодателем, были приняты законы о собственности и предпринимательской деятельности, народ получил определенную степень экономической свободы, и еще не был так унизительно беден, как в 1995 г. (см ниже).

Общественный договор того периода видоизменился: в связи с сильным сокращением социальных обязательств государства, народ получил политические и экономические права и свободы. Получил, не ведая, как правильно ими пользоваться, т.к. нужно минимум полтора десятилетия без потрясений, чтобы общество обрело гражданскую осанку. То есть формально, народ уже образовал политический организм, но фактически это был политический подросток. Страна жила предчувствием большого и светлого – косвенно обещанного членства в Западном сообществе.

«Идеальным результатом информационной войны считается ситуация, когда противник добровольно подчиняется воле агрессора, признав его превосходство, приняв его ценности, нормы, стандарты, мировоззрение и идеологию». ^{[15, с.122]}. Эйфория закончилась в наступившем 1992 г., когда Ельцин, получивший от Совета депутатов годовой карт-бланш на проведение реформ, санкционировал либерализацию цен. Началась шоковая терапия: цены взлетели, рубль и накопления граждан стремительно обесценивались, при этом, на госпредприятиях и в бюджетных организациях людям месяцами задерживали заработную плату и выдавали гуманитарную помощь – низкокачественное западное продовольствие.

Две полуголодные зимы имели следующие последствия: во-первых, стало очевидно, что Запад не поможет, т.к. Россия ему не выгодна, как равноправный партнер (то есть конкурент), во-вторых, недоедание затормозило становление народа, как «политического организма». В элитах, реформы вызвали многочисленные конфликты, вылившиеся в парламентский кризис, кульминацией которого стал расстрел Белого дома в октябре 1993 г., обозначивший фронтир нового общественного договора власти и населения. Охваченное кризисом общество продолжало находиться в состоянии шока, большинство населения думало о выживании и расстрел парламента, прошел под усталое, равнодушное молчание.

12 декабря 1993 г. одним днем прошли выборы в обе законодательные палаты и плебисцит по новой конституции - результаты антиконституционного переворота были закреплены юридически. Президент, второй раз узурпировавший власть, был кроток в новогоднем обращении: «гражданская война, чуть было не опалила наши дома», «вступила в силу новая конституция, принятая всенародным голосованием», «вместе победим нужду». ^[16]. Что в терминах общественного договора означало: президентская диктатура продолжит реформы, даже ценой войны; населению следует проявить терпение, несмотря на нужду.

Важно отметить, что это преступление против демократии было полностью поддержано Западом. Кроме этой поддержки у Ельцина почти не оставалось политического веса и это во многом стало причиной того, что через год он позволил втянуть Россию в войну. Трагические события штурма Грозного окончательно подорвали доверие армии и народа к власти. Потери участвовавших в штурме частей доходили до 70% личного состава, солдаты и офицеры оценивали происходящее словами: «измена и предательство». Одновременно, против населения РФ велась психологическая война: на видеокассетах распространялись записи жестоких пыток и казней российских военнопленных.

Телевидение тех лет в основном поддерживало реформы, тем самым умножая «туман войны» и шоковый эффект: теракты, политические, заказные и массовые убийства с 1993 г. транслировались круглосуточно. Хорошие новости стали редкостью, а повседневной нормой - стабильно плохой новостной фон с пиками трагических событий. (1 января 1993 г. создан ТВ-6, 10 октября 1993 г. — НТВ, 29 ноября 1994 г. — указ Ельцина о создании ОРТ). К середине 1990-х гг., половина населения страны оказалась за чертой бедности. Согласно докладу Всемирного банка, число бедных в России с уровня 2% в 1988г возросло до ужасающих 50% в 1995 г., что в цифровом выражении означало 72 млн человек. ^{[17, с.68]}.

На фоне кровопролитной войны на Кавказе, бомбёжек Югославии силами НАТО, непрекращающегося экономического кризиса и действий оргпреступности внутри страны, терроризирующей население, в СМИ осторожно начался дискурс о проигранной мировой холодной войне, и объективных исторических процессах распада империй. Завершением переходного периода, стал дефолт 1998 г. и Вторая чеченская война, когда страна оказалась на грани хаоса, гражданской войны и распада.

Ли Куан Ю более тридцати лет, руководивший Сингапуром, в своей знаменитой книге «Сингапурская история. Из третьего мира в первый», так описал тот период: «Когда я посетил Советский Союз в сентябре 1970 года и встретился с премьер‑министром Косыгиным на его черноморской даче, советские лидеры были уверены, что будущее принадлежало им. Наблюдать за тем, как огромная, контролируемая империя стала неуправляемой, а затем разрушилась, было устрашающим зрелищем. Что‑то подобное этому, наверное, происходило в Китае в последние десятилетия правления династии Цин. Разница заключается в том, что Россия все еще располагает ядерным оружием, которое дает ей возможность удержать любого агрессора, стремящегося к ее расчленению. И любой, кто считает, что с русскими покончено как с великой нацией, должен вспомнить об их ученых, работавших в космической и атомной области, шахматных гроссмейстерах, олимпийских чемпионах, которых они воспитали, несмотря на весь ущерб, причиненный стране системой централизованного планирования. В отличие от коммунистической системы, русские – не те люди, которых можно выбросить на свалку истории.» ^{[18, с. 367]}. Ли Куан Ю дипломатично оставил без внимания тот факт, что развал империи Цин – также результат противостояния с англосаксонской цивилизацией. Две опиумные войны ослабили империю до состояния перманентной смуты, не прекратившейся и после отречения императрицы в 1912 г. России следует в чем-то поучиться у Китая, назвавшего этот период своей многотысячелетней истории «сто лет унижения». Российский опыт ХХ века - большевистской диктатуры и шока девяностых, также нуждается в анализе и оценке, необходимых для будущих поколений.

***

В своём объемном исследовании «Доктрина шока» канадский социолог, критик неолиберализма Наоми Кляйн, проводит параллели между приватизацией в России (1992-1998) и американской оккупацией Ирака (2005-2006), названную военными операция «Шок и трепет». В главах, посвященных распаду СССР, она приводит факты, свидетельствующие об установке Запада намеренно не помогать России в преодолении экономического кризиса, несмотря на данные обещания. Свобода приведет к процветанию, Laissez-faire, пусть идет, как идет. Применение этого принципа для создания управляемого хаоса подтвердил, в ходе интервью, главный «шоковый терапевт» тех лет, экономист Джефри Сакс. В 1992 г. он к своему удивлению понял, что в России «никогда не будет осуществлен план Маршалла, потому что этот план изначально был создан именно из-за России. […] Сакс был уверен, что вынудит Казначейство США и МВФ взяться за новый план Маршалла […] «Но, – сказал мне Сакс, – когда я попросил сделать то же самое для России, это никого не заинтересовало. А люди из МВФ смотрели на меня так, как будто я сумасшедший». ^{[19, с.197]}. Даже осознавая вероятность гражданской войны с применением ядерного оружия, ни США, ни МВФ не предоставили реальную экономическую помощь России, потому что для неолибералов «экономическая катастрофа России была геополитической победой, решающим триумфом». ^{[19, с.198]}.

Послевоенная помощь Европе и Японии была необходима для создания идеологической антитезы Восточному блоку, который в тот момент, включал Китай и в случае конфликта представлял для НАТО угрозу неприемлемых потерь или поражения. «Защита прав трудящихся, пенсии, государственное здравоохранение, поддержка беднейших граждан в Северной Америке – все это породила та же самая прагматическая потребность идти на значительные уступки перед лицом сильного левого движения». ^{[19, с.198]}. Этот вынужденный общественный договор «североатлантического мира» после самоликвидации СССР стал ненужным обременением, и неолибералы начали классовое перераспределение внутри своих стран. Наступил «капитализм в монополистической стадии, система, которая сама себя освободила, – и теперь ей не нужно бороться за потребителей, она вправе быть антисоциальной, антидемократической и хамской, если того пожелает». ^{[19, с. 200]}.

Если рассмотреть эту самоосвобожденную систему в более общем смысле, станет очевидно, что мы имеем дело с глобальной моделью, в которой движение информации контролирует экономические паттерны поведения населения, создает спрос, предложение и прибавочную стоимость, регулирует цены и рыночную капитализацию компаний и территорий. Такое слияние пропаганды и экономики, позволяет говорить о формировании новой модели общества, где в паре пропаганда/экономика - пропаганда первична. Сегодня эта пара не только генерирует прибыль, лоббирует законы и политиков, но и создает новую глобальную систему ценностей, одновременно формируя глобальный общественный договор. Этот процесс легче идет в западных обществах, где преобладают нуклеарные семьи. В странах востока, где несколько поколений традиционно проживают вместе и старшее поколение ещё участвует в религиозном воспитании молодежи, внедрение новой системы пробуксовывает. Давление высших цивилизаций на традиционные уклады низших, обуславливает конфликты и войны. Очевидно, что эта модель стремится к доминированию, и также очевидны опасения стран, не входящих в «золотой миллиард»: «А когда весь мир окажется перенаселенным, тогда остается, как самое последнее средство война, которая заботится о всяком человеке, давая ему победу или смерть». ^{[20, с. 312]}. Более того, формирующийся новый глобальный договор стал причиной дихотомии западного общества. Десятилетия политики неолибералов (в США чаще говорят "неоконсерваторов") привели к значительному сокращению среднего класса ^[21], и росту армии прекариата, получающего пособие, размер которого недостаточен для создания семьи.

Организованная убыль населения восполняется рабсилой из беднейших стран. Методы неолибералов вызывают все больше вопросов с точки зрения морали, их ценности для многих спорны, а цели для большинства населения неясны и, следовательно, вызывают опасения граждан за свое будущее, то есть, модель перестала производить общественное согласие. За последние три года политическое движение, которое в СМИ называют «популистским», в Европе набрало силу и стало серьезной проблемой для правящих партий на выборах в Европарламент-2019. Плебисциты в Шотландии и Британии, победа Трампа – имеют ту же этиологию: после Ирака и ипотечного кризиса большинство населения подсознательно не доверяет власти, продвигающей идеи глобализации. Происходит проверка на прочность идеи глобального консенсуса и создающегося неолиберального глобального общественного договора, смысл которого сегодня предельно прост - «стань богатым или умри».

Формирующая модель нуждается в гласности, если она не противоправна. В каком виде планируется реализовать новый устой (universal homogenous state), о котором вслед за Александром Кожевым, пишет Френсис Фукуяма? Если в виде идеального государства Платона, где граждане, занимают свое время наукой, искусством и спортом, а грубый труд - занятие для рабов /роботов, то главный вопрос, требующий исследования, дотянет ли современная неолиберальная модель до момента роботизации всей земли.

Это прекрасная мечта, озвученная в Давосе-2016 датским политиком Идой Аукен ^[22]: Город, где воздух чист, все производства – экологичные, побеждены болезни, бедность и преступность, люди живут в согласии, без собственности, долго и счастливо. Но Платон весьма четко определил не только максимальную численность населения своего идеального государства – по количеству земли, но и механизмы регуляции численности. Может быть имеет смысл начать называть вещи своими неполиткорректными именами и говорить не об экологии, а о перенаселении? И если такую мечту принять за ориентир, международные климатические соглашения, регулирующие вредные выбросы, необходимо будет со временем трансформировать в соглашения об ограниченном потреблении, а в дальнейшем, распределять квоты на количество населения. Убедить общество отказаться от экономической модели роста и принять новый общественный договор, освобождающий от потребления, с помощью современных инструментов пропаганды, технически не сложно. Проект теоретически реализуем. Интерес для исследования представляет другое: такой новый мир будет сильно напоминать СССР.