Global and national constitutionalism in the context of formation of integration law: constitutional teleology, futurism and structure of modern constitutions

Kravets Igor' Doctor of Law Head of the department of Theory and History of State and Law, Constitutional Law, Novosibirsk National Research State University 630090, Russia, Novosibirskaya oblast', g. Novosibirsk, ul. Pirogova, 1 kravigor@gmail.com Other publications by this author

«Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ

в рамках научного проекта № 18-011-00761 А»

«The reported study was funded by RFBR according to the research project № 18-011-00761 A»

Конституционализм в контексте интеграции и интернационализации

Конституционализм возникал как нормативная концепция, призванная объяснить роль конституции в правовой системе страны. Нормативизм вырабатывал требования как к самой конституции, так и к практике её обеспечения и претворения в жизнь. Поэтому нормативная концепция конституционализма шла руку об руку с эмпирической картиной конституционного строительства, которая в свою очередь опиралась на анализ практики регулирования правовых, политических, экономических, социальных и культурных сфер конституционными нормами. Конституционный нормативизм сосредотачивает внимание на целях конституционного регулирования, характеристике принципов конституционализма в правовой системе страны, методах осуществления публичной власти, подвластной конституционным принципам правления, на ценностях и авторитете конституционализма. В этом смысле конституционный нормативизм обеспечивает конституционную телеологию необходимыми нормативными, целевыми и ценностными элементами. Эмпирический конституционализм учитывает реальную практику реализации конституционных норм и деятельность («работу») конституционно-правовых институтов, генетические связи между историей конституционного развития и современным уровнем адаптации конституционного опыта; рассматривает как развитие конкретных конституционных институтов и практики в рамках отдельных направлений конституционной и смежной политики, так и более широкие вопросы конституционного проектирования, которые связаны с конституционными моделями и конституционным дизайном учредительных документов и отдельных конституционно-правовых институтов.

Особенно остро в контексте сравнительного и международного опыта встаёт проблема аутентичности конституционализма. Анализ какого конституционализма может привести к суждению о его аутентичности? Данный вопрос настолько сложен и имеет множество граней соприкосновения как с эмпирической, так и с нормативной сторонами анализа, что аутентичный конституционализм может иметь множество вариаций. Аутентичность применительно к конституционализму предполагает, что его атрибутивные свойства передают ценности и новые доказательства, в отношении которых существует научная и публичная конвенция. Подлинность, однако, несёт в себе очень разные значения, в том числе о классификации, публичной морали, искусстве конституционного строительства и конституционной идиосинкразии. Разбор этих различных интерпретаций требуют внимания к культурному и историческому контексту как появления, развития, так и современного существования конституционализма.

Конституционализм как правовое явление имеет не только национальное, но и международное, сравнительно-правовое измерение. Как доктрина и нормативный концепт он активно вовлечен в интеграционные процессы, в структуру интеграционного права. Конституционно-правовые институты оказывают значительное содействие международному общению и процессу интеграции через право, в которых активное участие принимает Российская Федерация. Целеполагание в конституционализме длительное время охватывало внутригосударственный аспект развития и совершенствования конституционной и правовой системы страны, выявляло модели конституционного регулирования в контексте сравнительного конституционного права и опыт конституционной компаративистики. На рубеже XX-XXI вв. цели конституционного строительства и сама конституционная телеология стали претендовать на планетарный масштаб реализации и выработки новых концептуальных подходов к пониманию и предназначению конституционализма в рамках юридической, политической и экономической глобалистики.

Конституционализм за пределами национального государства, по мнению Гюнтера Тойбнера, означает два разных момента: конституционные проблемы, возникающие за пределами национального государства в транснациональных политических процессах и в то же время вне институционального политического сектора, в «частных» секторах глобального общества [1. С. 2-3]. Такой подход вынужден разрывать с ценностями демократического волеизъявления, характерными для современных государств, которые отстаиваются при создании конституционных институтов и учредительных актов.

По мнению Н.С. Бондаря, глобализация напрямую влияет на конституционные системы современных государств, предопределяет новые ценностные критерии их развития, модернизации и защиты с помощью различного рода средств, институтов и механизмов их реализации в системе «живого» российского конституционализма [2. С. 343].

Современный конституционализм юридическим основанием имеет, как правило, писаную конституцию (кодифицированную или нет). Парадигма писаной конституции стала пониматься сообществом конституционалистов как наиболее востребованная модель правового регулирования и как наиболее распространенное правовое явление в государствах с различным уровнем социально-политического и социально-экономического развития [3. С. 211].

Сравнительное конституционное право претендует на роль важного и, по мнению некоторых исследователей, незаменимого инструмента для создания транснационального права [4. С. 39–46]. Наряду с транснациональным правом появляются представления о транснациональном конституционализме и даже сетевом конституционализме. При масштабной эпитетной полисемии термина «конституционализм» он рискует (как правовое понятие) подвергнуться выпариванию своих качественных характеристик и обрастанию новыми качествами, выдвигаемыми наднациональными условиями реализации международных проектов в различных сферах жизнедеятельности и жизнеобеспечения.

При обсуждении вопросов конституционной глобалистики отмечается проблема приоритетности конституционных норм над нормами международного права. Для решения глобальных проблем, к которым принято относить предотвращение войн; развитие и координация международных отношений на мирной основе; ликвидация голода и нищеты; рациональное использование природных ресурсов, предотвращение терроризма и обеспечение безопасности и пр., необходимы правовые регуляторы как на национальном, так и на международном уровне. В процессах глобализации усиливается взаимное притяжение конституционного права и международного публичного права. По мнению одних исследователей, в подобных процессах приоритет отдаётся нормам конституционного права, так как именно государство суверенно в актуализации тех или иных отношений на международном уровне, в предоставлении конкретных прав человеку и гражданину (ст. 79 Конституции РФ). Национальное государство в соответствии с Уставом ООН остается основным субъектом международного права. Решение многих глобальных проблем видится в укреплении государства, его власти и институтов с учетом востребованности международного сотрудничества в современном взаимозависимом мире [5. С. 2–8].

Конституционализм требует и осмысления правовых форм реализации государственного суверенитета, а глобальный конституционализм может подорвать ценность политических и правовых форм реализации суверенитета в демократических государствах. При анализе проблем реализации государственного суверенитета в международном праве отмечается, что к правовым формам реализации государственного суверенитета относятся федеративная и конфедеративная форма государственного объединения, а также международная организация как особая форма объединения государств [6. С. 68–69]. Данные формы исходят из первичного признания суверенной воли государства на создание как внутригосударственных территориальных образований, так и на создании межгосударственных объединений или участие в них. В концепции формирования глобального конституционализма пока неясными остаются формы демократического волеизъявления государств, правовые форы реализации государственного суверенитета, формы демократического участия полноправных граждан в решении конституционного вопроса в планетарном масштабе. Закономерный вопрос ставится в отечественных исследованиях и о перспективах применения доктрин «ликвидации конституции» в конституционном развитии современных государств, когда появляются маяки глобального конституционализма [7. С. 75–79].

Конституционализм за пределами суверенных государств актуализирует возможности правовой конвергенции. Изучение международно-правовых методов и форм правовой конвергенции в отечественных исследованиях заслуживает пристального внимания к роли конституционализма и конституционных принципов, выходящих на глобальный и транснациональный уровень правового регулирования и распространения. Вместе с тем анализ правовой конвергенции и сопутствующих ей правовых категорий в российских исследованиях оставляет без надлежащего внимания и процессы конституционализации, и формирования идейных истоков и проблематики институционального и нормативного каркаса глобального конституционализма, и опыт сравнительного конституционного права в контексте изучения роли конституций в обеспечении правовой конвергенции [8. С. 15–74]. Конституционная форма правовой конвергенции пока не заняла достойного места в правовых исследованиях.

Юридическая компаративистика и международное право не случайно обращают внимание на проблемы формирования глобального конституционализма в международно-правовых перспективах. По мнению исследователей, термин «глобальный конституционализм» является международным правовым термином текущей повестки дня [9. P.1]. Хотя данный термин по своему происхождению непосредственно не связан и не проистекает из международного права, он захватил воображение юристов международников в сфере публичного права [10. P.1–2]. Дискуссии вокруг глобального конституционализма свидетельствуют не только о научном интересе, но и о постепенном созревании правовых, политических, экономических, социальных и культурных, идейно-теоретических предпосылок для относительно новой парадигмы одновременно конституционно-правового и международно-правового мышления. В исследованиях преобладают две ориентации: 1) нормативная ориентация на исследование глобального конституционализма раскрывает каким должен быть конституционализм в глобальном масштабе, и какой может или должна быть (как должна выглядеть) глобальная конституция; 2) дескриптивная ориентация стремиться осмыслить тип конституционализма, который уже присутствует в виде различных элементов в современных международно-правовых и международно-политических отношениях. Дескриптивная ориентация видит конечную цель исследования – наметить пути и средства движения к глобальной конституции, который описывается как процесс международной конституционализации.

Глобальный конституционализм стоит перед перспективой учета разнообразного мирового и национального опыта. Разработка моделей конституционного регулирования в сравнительном конституционном праве пока не привела к осмыслению форм учета конституционного разнообразия в доктрине глобального конституционализма, который тяготеет к либерально-демократической модели в гораздо большей степени, чем, например, к социально-демократической модели. Сравнительный конституционализм требует выработки релевантных оценок приемлемости того или иного национального опыта конституционного регулирования и развития. Для одних стран оказывается недостижимой вера в конституционное искупление предшествующего опыта посредством реализации конституционных идей и принципов, заложенных в новой конституции.

Ведущий американский конституционный теоретик Джек Балкин красноречиво утверждает, что американский конституционный проект основан на вере, надежде и нарративе об общем искуплении. Он отходит в исследовании конституционных изменений от центральных (и традиционных) вопросов американской конституционной теории: полномочий судебного надзора в демократическом государстве, соответствующего поведении судей, включая судей Верховного Суда США. В ответ на подобное доминирование Джек Балкин присоединяется к тем ученым, которые фокусируют свои исследования на иных конституционных акторах: социальных движениях, политических партиях, обычных граждан и их интерпретациях конституции [11. P. 1–2]. По его мнению, существуют конституционные нарративы (истории в нарративном смысле), потому что они являются историями о конституции как проекта человеческой политики и человеческих действий. И, немаловажно, что существует вера в то, что «Конституция избавит нас от злых проявлений в рассказах, которые мы рассказываем друг другу о том, откуда наша страна и куда она направлена», и в том, как используются «эти исторические камни, чтобы оправдать наши пылкие (и противоположные) политические убеждения». Поскольку американцы верили в историю конституционного искупления, они «взяли на себя право самим решать, что означает Конституция». Конституционные принципы могут меняться, важно, чтобы они изменялись как результат достижения политического компромисса.

По мнению исследователя, конституционное искупление (constitutional redemption) подчеркивает роль веры в конституционном проекте. «То, что мы называем «верой», – пишет Джек Балкин, – на самом деле может быть сложным сочетанием доверия и недоверия, надежды и страха» [12. P. 1172]. При этом важным оказывается определенная комбинация (сочетание) этих составляющих конституционного искупления. Какое бы распределение политической веры и страха, надежды и недоверия мы не находили в наших сердцах, оно помогает создать свой собственный особый риск политического идолопоклонства. Поэтому конституционное искупление не должно приводить к слепой вере в конституцию и конституционные ценности, препятствовать политическому идолопоклонству может конституционная рациональность, правовой реализм и критические исследования в области конституционного права, в том числе с перспективой видения проекта глобального конституционализма.

Конституционализм в отечественном измерении не должен быть порождением слепой веры в конституцию и её ценности; сочетание доверия и недоверия, рационального и критического восприятия конституционной и внеконституционной действительности – важный лейтмотив выработки стратегического плана совершенствования как российского конституционализма, так и форм участия России и научного сообщества в продвижении идей и практик глобального конституционализма.

Конституционализм сохраняет идейно-теоретическую и нормативно-правовую основу для развития интеграционного права и дальнейшего участия России в интеграционных процессах Появление интеграционного права как правового образования международной юриспруденции связано с необходимостью обеспечить юридическими средствами, охватить юридическими формами объединение государств или их взаимодействие в рамках интеграционных процессов на региональном, межрегиональном или глобальном уровне [13. С. 3–4]. Хотя нет устойчивого и общепризнанного определения интеграционного права в отечественной юриспруденции, исследователи исходят из представлений о том, что им охватывается международный правовой порядок в различных сферах интеграционных отношений и на различных уровнях: от регионального до планетарного.

В российских исследованиях есть сторонники учета процессов глобализации и интеграции в конституционной системе России; есть противники или скептики, сомневающиеся в полезном эффекте такого учета.

Особая сфера и методология интеграции через право требует разработки вопросов полноценного участия различных субъектов правовых отношений в интеграционных процессах, а не только государств, как классических (и в этом смысле традиционных) субъектов международного права. Интеграция через право – важное направление исследований процессов европейской интеграции как в контексте стран ЕС, так в контексте сравнительного анализа американского и европейского опыта ^{[14, 15]}.

Интеграционное право при своём формировании оказывает воздействие на внутригосударственные правовые порядки. Процесс интеграции охватывает не только государства, но и других субъектов международного и внутригосударственного права. Важным для понимания интеграционных процессов является методология объяснения процесса формирования мета-правовых явлений и создание юридических мета-нарративов в контексте взаимного влияния отраслей внутригосударственного права и наднационального права. Процессы воздействия интеграционного права на внутригосударственное право и наоборот, как отмечается в современных исследованиях, затрагивают различные сегменты правовой системы государств и наднациональное право. В условиях современного развития межгосударственных отношений и межгосударственной интеграции конституционный и демократический правопорядок попадают в сферу взаимного притяжения с потребностями наднационального правового регулирования.

В научных работах, изучающих процессы интеграции и глобализации сквозь призму права, правовых институтов и методов, способов правового регулирования и закрепления таких процессов, используется весьма широкий диапазон терминов и концепций. Среди них активное место в осмыслении интеграционных процессов и разработки проектов мирового порядка занимают понятия и термины как из области конституционной юриспруденции, так и наднационального права. Происходит взаимопроникновение конституционного и наднационального права, которое охватывает и интеграционное право.

Важно, чтобы национальные конституции интегрирующихся государств санкционировали и определяли некоторые формы и границы международной (в том числе европейской и иной) интеграции. Теории многоуровневого конституционализма и конституционного синтеза призваны содействовать объяснению роли конституционных элементов в интеграционных процессах [16. P.703–750; 17. P.349–407; 18. P.44-70]. Доктрина конституционного синтеза способна соединять публично-правовые принципы и институты, действующие на внутригосударственном и наднациональном уровне, в многослойное правовое образование, разрабатывать формы участия суверенных государств, в том числе и Российской Федерации, в глобальном конституционализме, содействовать развитию конституционно-правовых инструментов интеграции в различных межгосударственных объединениях. В России доктрина многоуровневого конституционализма изучается, но она плохо адаптирована к конституционной системе и территориальной организации государства. Среди имеющихся проблем формирования многоуровневого конституционализма в российском территориальном федерализме занимает неоднозначное место участие региональных органов конституционного правосудия в оценке международных соглашений, которые по своему статусу не являются международными договорами. В частности, требует более внимательного отношения и регулирования на федеральном уровне вопросы разграничения юрисдикции федерального и региональных органов конституционного правосудия в сфере оценки международных договоров и международных соглашений, не имеющих статус международных договоров.

Конституция как правовая операционная система: национальное и наднациональное в дискурсивном анализе конституционализма

Конституция действует во всех сферах жизнедеятельности личности, общества и государства. Можно предположить, что конституция выполняет роль оболочки правовой операционной системы, в которой осуществляется деятельность различных субъектов права.

Конституция проявляет себя как Основной закон страны или как Высший закон для государства и общества, личности в пределах территориальной юрисдикции государства (как правило, хотя есть исключения). Термины «Основной закон» и «Высший закон» часто используются в конституционно-правовых исследованиях как тождественные. В словосочетании «Основной закон» аккумулируются представления о законе, который закрепляет основы политической, экономической, социальной и духовной системы общества, взаимоотношений личности и государства. В современных исследованиях отмечается роль конституции как среды обитания, требующей рационального использования [19. С.145–148.] и, в то же время, нам представляется важным отметить, как правового пространства равных возможностей. Важную роль она играет и в формировании единого конституционно-правового пространства страны [20. С.14–23.].

Как отмечает В.Е. Чиркин, данное словосочетание характеризует специфику объекта регулирования, а также место этого акта в правовой системе как юридической базы правотворчества, правоприменительной деятельности и правосознания [21. С.57]. Вместе с тем термин «Высший закон» более точно отражает юридическую природу конституции и ее место в иерархии источников права, в то время как термин «Основной закон» имеет в конституционном праве различных стран и в истории публичного права более широкое употребление, которое не всегда совпадает с содержательным смыслом конституции [22. С.49].

В конституционной истории советского и современного российского государства чаще использовался в официальных документах для характеристики конституции термин «Основной закон». Опираясь на методы историко-правового и сравнительно-правового анализа, можно выделить четыре разных смысла термина «Основной закон».

1) Термин употреблялся, как правило, во множественном числе (Основные законы) для названия совокупности правовых норм, которыми регулировались еще в условиях абсолютистских государств Европы важнейшие, ключевые общественные отношения, складывавшиеся по поводу устройства государства и осуществления государственной власти автократором и подчиненными ему органами. В России только с XIX века в Своде законов Российской империи под влиянием плана государственных преобразований Сперанского, в котором использовался термин «коренные законы» ^[23].

2) В некоторых случаях он используется для обозначения действующей конституции (например, Основной закон ФРГ 1949 года как до, так и после объединения Германии). В Германии сохранение этого термина объясняется историческими условиями принятия Основного закона. Он был принят для трех западных оккупационных зон как акт временного характера, который в дальнейшем предполагалось заменить на постоянную конституцию после объединения Германии. Однако этого не произошло и после объединения Основной закон, с внесенными поправками, сохранил свое прежнее наименование. Немецкий конституционалист Конрад Хессе в конце 70-х гг. писал, что "сегодняшнее понятие Основного закона отличается от прежнего тем, что оно призвано обозначить не часть, а общее устройство государственной жизни, не постоянный и долговечный, а временный порядок в западной части Германии. Этот признак обусловливает одновременно и различия с понятием конституции. На самом же деле Основной закон, задуманный первоначально как временное положение, выступает все чаще в качестве постоянного порядка и в этом смысле — в качестве «конституции»… Терминологическое различие не является в данном случае обоснованием для существования смыслового различия, и поэтому нет никаких препятствий понимать Основной закон как «конституцию» [24. С.58].

3) Термин «Основной закон» может использоваться для обозначения определенной категории законов, находящихся в иерархии источников права ниже конституции. На этом основании профессор В.В. Маклаков (автор параграфа) делает вывод, что «характеристика конституции как высшего закона» более предпочтительна, чем как основного закона [25. С.51].

4) Основной закон – Коран как свод божественных правил. В мусульманских странах (во многих приняты писаные конституции) доминирующее положение в правовой системе занимает мусульманское право. Поэтому роль основного закона, в сущности, выполняет Коран, чьи положения обладают приоритетом по отношению к конституционным нормам. Например, принятая в 1979 году и обновленная в 1989 году Конституция Исламской Республики Иран провозгласила, что все законодательство, в том числе уголовное, должно соответствовать шариату, а суды в борьбе с преступностью обязаны применять установленные им меры наказания [26. С.307].

5) В отдельных испаноязычных странах Латинской Америки, англоязычных государствах Карибского региона используется термин «политическая конституция» (Венесуэла, Колумбия, Мексика и др.). В некоторых языках слово «конституция» обозначает также и устав (например, устав профсоюза), и чтобы разграничить эти явления, вводится прилагательное «политическая» [27. С.17].

Таким образом, значение терминов «Основной закон» и «Высший закон» в одних случаях может совпадать, но в других различаться. Поэтому необходимо учитывать правовую традицию страны и традицию словоупотребления, хотя в общей доктрине конституционализма характеристика конституции как Высшего закона имеет более узкий смысл и указывает на юридическую силу содержащихся в ней норм. Именно Высший закон страны обладает высшей юридической силой. Такое понимание конституции получило распространение в период Нового времени. В предшествующий период (период абсолютизма и сословно-представительной монархии) нормы, составлявшие Основные законы государства, как правило, не выделялись по юридической силе из среды других правовых норм.

Современные конституции – результат развития моделей правового регулирования в новое и новейшее время. При этом различные модели конституционализма формировались в течение длительного периода времени в рамках ограниченного круга цивилизаций (европейской, американской) и в настоящее время получили глобальное распространение с новыми вариациями и перспективами развития.

Выходя за пределы национальных государств (федераций и унитарий) и конфедеративных объединений конституции становятся термином и понятием, которые не имеют ясных границ и параметров, разделяемых юристами как в сфере конституционного, внутригосударственного права, так и специалистами в области международного публичного права.

Само понятие конституции выходит за пределы конституционного права. Во-первых, оно становится научным дискурсом, который обсуждает проблемы разработки и правового оформления глобальной конституции. Во-вторых, конституции становятся сопричастными процессам интернационализации конституционного права и конституционализации международного и интеграционного права.

В современном мире проблемы правовой глобализации и международной интеграции, с одной стороны, и регионализации и традиционализации правовых систем, с другой стороны, рассматриваются в контексте соотношения глобального (планетарного), международного и национального конституционализма и в то же время как научное осмысление интернационализации конституционного права и правовой системы страны в целом, так и конституционализации международного публичного права и процедур имплементации международных договоров и международных обязательств в условиях универсального или регионального пространств. В области сравнительного конституционного права и сравнительного конституционализма обсуждаются проблемы развития «мирового конституционализма» [28. P.771], «глобального конституционализма» [29. P. 527] или «транснационального конституционализма» ^{[30; 31. P.89; 32. P. 16–52]}. Издательством Кембриджского университета стал издаваться с 2012 года научный журнал «Глобальный конституционализм», открытый для многих дискуссионных вопросов [33. P.1–15]. К сожалению, в российской научной юриспруденции пока нет специализированных научных изданий (периодических), которые бы формировали исследовательские каноны глобального конституционализма.

Значимое место в процессе интернационализации конституционного права занимают вопросы инкорпорации международных договоров в области прав человека в текст современных конституций; проблемы конвергенции и компаративного анализа национальных конституций различных государств; конституционное делегирование и включение норм международных договоров в конституции государств [34. P.1166–1167]. Важным для понимания процессов интернационализации является выяснение движущих сил, которые содействуют развитию конституций как внутри, так и за пределами границ их действия в условиях расширения глобального рынка и относительного триумфа доктрины прав человека.

В рамках дискуссии о конституционализации международного права внимание сосредоточено на международном публичном праве, на частичной и во многом сегментарной конституционализации международного правового порядка. Процесс конституционализации (в этом случае) связан с попыткой осуществлять правовой контроль над политикой в рамках самого международного правового порядка с тем, чтобы компенсировать эрозию такого контроля в границах внутреннего конституционного правопорядка [35. P.1209–1213]. Многие юристы-международники говорят о конституционализации международного права, но, похоже, не отступают от абстрактных высот: многие утверждают, что международное право проходит процесс конституционализации, но мало ясности в том, что это означает [36. P. 3–4]. В Германии (ФРГ) юристы в сфере публичного права для описания процесса распространения демократии и верховенства права за пределами национальных государств и их органов развивают концепцию «конституционализации международного права», которая, по мнению немецкого философа Ю. Хабермаса, может содействовать тому пути, который в конечном итоге может привести нас к созданию политической конституции мультикультурного мирового общества без мирового правительства [37. P.5–6].

Рассматриваются вопросы развития наднационального европейского конституционализма (нужна ли объединенной Европе Конституция и Конституционный Суд), отмечается его многоуровневый характер и формирование за пределами национальных государств [38. P. 1–4]. Несмотря на неоднозначность и проблемность формирования наднационального конституционализма без конституции, закономерным является вопрос о том, какие черты конституционализма могут быть свойственны наднациональному и интеграционному праву, и какова роль органов конституционного правосудия в развитии наднационального и интеграционного права.

Несомненно, что конституционализм меняется (хотя направления этих изменений остаются во многом открытыми), приобретает черты наднациональных правовых институтов, формируя сферу и территориальный предел своего развития и проникновения. Поэтому исследователи, учитывая процессы глобализации и интернационализации, спрашивают наступают ли «сумерки конституционализма», особенно в контексте упадка демократических институтов? И склоняются, отмечая имеющиеся проблемы, к ответу «наверняка нет», хотя конституционализм и входит в сумеречную зону чрезвычайного дефицита демократического участия, особенно на наднациональном уровне [39. P. 1–4].

Важным для понимания связи конституционализма и конституционализации международного права и международного правового порядка является проблема распространения на международные институты с точки зрения их структуры и взаимодействия понятия конституции как определённого учреждения, на котором основана международная организация и процессы межгосударственной интеграции. Изучение влияния конституционализации на практику интеграции и международного сотрудничества – важное направление современных исследований в контексте глобального конституционализма и «мирового господства», в котором сочетаются элементы конституционализма, международного права и глобального правления [40. P. XI–XIV].

Функциональность конституций и конституционализма может существовать в различных цивилизационных системах и основываться на разных ценностных ориентациях, которые создают известные трудности для поиска глобального идеала конституционализма.

Западный, восточный, советский, исламский и буддистский конституционализм отражают не только различные цивилизационные подходы для измерения содержательных компонентах конституционализма, но и свидетельствуют о несовпадающих знаковых системах, которые используются для идентификации конституционализма. Устойчивый и укорененный в историческую традицию конституционализм появляется в условиях соединения мировоззренческих, философских оснований, географического или страноведческого происхождения и культурно-исторических, правовых ценностей, которые развиваются и обеспечивают интеграционный потенциал конституционализма.

Бенджамин Шонталь считает, что некоторые из наиболее важных юридических проектов в Южной и Юго-Восточной Азии были проектами буддийского конституционализма: попытки использовать письменные конституции и другие основные законы для организации власти способами, которые защищают и сохраняют буддийские учения и институты, особенно институт буддийского монашества, saṅgha. Рассматривая досовременные корни буддийского конституционализма и изучая его отличительные черты в Шри-Ланке и Таиланде, он объясняет, как и почему эта конкретная форма религиозного конституционализма повлияла на политику и право в современной Южной и Юго-Восточной Азии [41. P.705–733].

Для понимания специфики конституционализма использование этически нагруженных терминов создаёт иллюзию объективной оценки конституционализма. Различные нецивилизованные определения конституционализма можно охарактеризовать как «бранный», «матерный» или «оскорбляющий» конституционализм. Как правило такие определения конституционализма появляются под влиянием доминирующей или руководящей теории (концепции) мироустройства и миропорядка, в котором конкуренция идей и (или) цивилизационного выбора представляется законченной. Понятием «бранный конституционализм» охватываются и различные виды «авторитарного» конституционализма, особенно активно используемого для характеристики государственного режима и форм политического участия в странах Латинской Америки [42. P.447–468]. Так считает Хорхе Гонсалес-Джаком.

Проблему «бранного конституционализма» нельзя ограничить только оценкой эффективности работы конституционно-правовых и демократических институтов и форм демократического участия, обеспеченности прав и свобод личности с позиций западноевропейского или американского подходов. Основная проблема – это формирование качественных характеристик конституционализма, в котором соединялись бы цивилизационный выбор (задел, доставшийся от старого света) и государственно-правовые традиции и опыт межгосударственной интеграции и культурного своеобразия.

Для характеристики специфики правовой и политической природы российского конституционализма в контексте государственно-правовых явлений в сфере взаимодействия органов государства был введён термин «президентский конституционализм» [43. С.1-35]. Президентский конституционализм не есть разновидность «бранного конституционализма», если учитывать специальную терминологию для обозначения вариаций латиноамериканского конституционализма. Применительно в Российской Федерации президентский конституционализм призван отразить устойчивую государственно-правовую традицию персонализации власти и реанимированную в современный период традицию гипертрофированного участия главы государства в развитии правовой системы в целом; в формировании целей и задач конституционного развития и конституционной модернизации страны.

Функциональность заложена в современное понимание и предназначение конституции. Как отмечается в исследовании по сравнительному конституционному праву, такие термины, как конституция больше используются, чем определяются, и их понимание связано со знанием того, как они используются [44. P.217].

Конституционное право можно рассматривать как метаотрасль в рамках национального права. Конституции и конституционное право основываются на конституционном функционализме и конституционном целеполагании. Конституционный функционализм раскрывает нормативные, содержательные основы и эффективность реализации различных функций конституции, которые могут отличаться в различных странах продуктивностью их реализации или иметь значительные особенности в конкретно-исторической ситуации конституционного развития государства. Конституционное право, как метаотрасль предоставляет правовые и научные основы для формирования наднационального конституционализма.

Конституционное целеполагание устанавливает не только важные для государства и общества цели конституционного развития, но и создаёт нормы-цели, нормы-задачи, нормы-программы, которые могут выполнять роль правовых принципов или роль провозглашений декларативного характера.

Конституционная телеология как наука о целях и задачах конституционного регулирования и развития общества и государства связана с важнейшими областями конституционной юриспруденции: 1) с функциями конституции и особенно с телеологической (программной) функцией; 2) с конституционализацией правового порядка на основе судебной интерпретации конституционных положений и законодательного обеспечения их реализации; 3) с конституционными целями ограничений прав и свобод граждан, различных сфер отраслевого регулирования и регулирования общественного и государственного строя страны [45. С.80-81]. Конституционная телеология связана с осмыслением концепта целей и пределов интегрнационализации конституционного права и трансплантации норм европейского и международного права в открытую структуру современных конституций.

Конституционные цели отражают представления конституционного сообщества (включает граждан, иных лиц, участвующих в конституционном строительстве, органы государства, местного самоуправления, их должностные лица) о нормативных моделях конституции, конституционализма, конституционно-правовых институтов, о будущих (и в этом смысле достижимых) результатах государственно-правового и конституционного развития.

Конституция в контексте запущенной нормативной архитектуры государства и общества содействует реализации форм и ограничений в контексте политического и правового страхования. Конституция некоторыми исследователями рассматривается как политическая страховка, в более узком значении, чем можно представить, т.к. страхование и страховка – это еще и правовой институт [46. P.988–1012]. Поэтому конституция – это не только политическое, но и правовое страхование от различных рисков утраты государственности, правовой системы, стабильности и правопорядка. Правовое страхование осуществляется через установление форм и ограничений деятельности различных субъектов права.

Конституции выполняют и коммуникативную функцию, создавая нормативный каркас, ценностные ориентации и целевые нормативные установки как для деятельности органов и их должностных лиц, так и для граждан и иных физических лиц в конституционном пространстве страны. Тони Проссер (Tony Prosser) называет коммуникативную функцию конституции «заброшенной» или «беспризорной» со стороны научного сообщества функцией. Водит понятие «конституционная коммуникация» (constitutional communication) для анализа роли конституции в облегчении коммуникации на разных уровнях взаимодействия компонентов правовой системы и внутригосударственного и наднационального права [47. P.1039–1065]. Конституционная коммуникация особенно важна, если принять подход о существовании плюрализма как на международном уровне, так и между множественными конституциями на национальном уровне. Юридическая коммуникация может быть между различными типами конституций или между юридическими и другими формами социальных систем, такими как экономика и политика. Теоретическую поддержку такого подхода можно найти в дискурсивной теории демократии Ю. Хабермаса, а также в последних разработках теории систем.

Ш.Л. Монтескьё в «Персидских письмах» подчеркивает важный момент: самопонимание через сравнение ограничено, поскольку мы всегда склонны оправдывать наши собственные привычки больше, чем их критиковать. В теории конституционного права и сравнительного конституционализма проблема конституционной идентичности рассматривается в контексте познания как моделей развития конституционно-правовых институтов в рамках международного опыта, так и познания национальных особенностей конституций и конституционно-правового регулирования. Концепт «конституционная идентичность» является дискуссионной концепцией постольку, поскольку по поводу содержания самой идентичности и её необходимых элементов нет общепринятого научного согласия. Можно сказать, что постепенно, на наших глазах вырабатывается научным сообществом конституционалистов парадигма современного понимания конституционной идентичности. Как отмечает М. Розенфельд, «конституционная идентичность» – принципиально оспариваемая концепция, поскольку нет соглашение о том, что означает идентичность или что к ней относится [48. P.756]. Помимо этого, проблема конституционной идентичности существует в сложных политиях, или в сложноорганизованных государствах, в межгосударственных объединениях, где действуют федеративные или наднациональные конституции, а также конституции в регионалистских государствах со значительным культурным, языковым, этническим и религиозным разнообразием.

Помимо этого, существует концепция глобализации конституционной идентичности, которая рассматривает конституционную идентичность в эпоху глобализации, а также влияние отношений конституционной глобализации на изменение национальной конституционной идентичности [49. P.463-533]. Например, исследователь из Сингапура считает, что происходит адаптация социалистической конституционной идентичности в странах с социалистическими режимами (Вьетнам, Китай, Лаос, Северная Корея, Куба) под влиянием процессов глобализации. Он выделяет четыре дивергентные модели, которые используются для адаптации национальной конституционной идентичности: 1) конституционный глобализм (Вьетнам и Лаос); 2) конституционная исключительность (Китай); 3) конституционный изоляционизм (Северная Корея); 4) конституционный резервационизм (Куба).

Интернационализации права конституции и проблема открытой структуры конституции

Значимость отмеченных процессов позволяет по-новому взглянуть и на конституционное право и конституционное правосудие с позиций формирования нового правового явления – интернационализации права конституции в условиях европейской и международной интеграции. Интернационализация российской конституции как правовая и политическая проблема предполагает решение нескольких задач в сфере конституционной регламентации процессов интеграции.

Право конституции – это относительно новая научная парадигма понимания пределов и объектов конституционного регулирования, соотношение законодательной и судебной конституционализации правопорядка в процессе действия конституционных норм и обеспечения процедур имплементации международных обязательств, в том числе при проверке конституционности международных договоров РФ. Термин «право конституции» требует широкого научного обсуждения и осмысления как в рамках концепта механизма реализации конституции, так и в рамках разработки доктрины и практики конституционализации правового порядка. Особенно важно подчеркнуть значение концепции «право конституции» для понимания соотношения писаных, доктринальных, судебно-прецедентных, парламентско-прецедентных и конвенциональных (или соглашений, обычаев) источников и элементов действующей в стране конституции как юридической основы правовой системы в целом и конституционного права, в частности.

В российских исследованиях при определении предметной области права конституции, как правило, вопросы закрепления международных и интеграционных процессов в нормах конституционного права и структуре конституций не рассматриваются. Показательными примерами таких подходов являются взгляды А.Н. Кокотова и А.А. Ливеровского.

По мнению А.Н. Кокотова, право конституции появилось в российском праве как системное ядро национального права, образуя высший уровень его иерархии. Именно система общеправовых регуляторов, представленная нормами конституционного значения (писаные или неписаные конституции), образует право конституции [50. С.2161-2168].

По мнению А.А. Ливеровского, право Конституции – это совокупность конституционных принципов, связанных с конкретной конституцией. Среди конституционных принципов можно выделить базовые правовые принципы, которые также как математические аксиомы строятся на основе первичных понятий, составляющих фундамент Права Конституции: справедливость, свобода, равенство [51. С.187].

В российской конституционной юриспруденции понятие «право конституции» не использовалось для характеристики различных теоретических, нормативных и правореализационных компонентов конституционной системы. Российская наука конституционной юриспруденции стала осваивать данный термин и понятие под влиянием трудов английского правоведа Альберта В. Дайси, который употреблял термин «право конституции» для раскрытия нескольких (двух-трёх) ключевых (ведущих) принципов английской конституции, а также для характеристики конституционной практики взаимодействия парламента, главы государства и кабинета в системе британского парламентаризма. В переводах на русский язык работа Альберта В. Дайси, в названии которой использована конструкция «право конституции» (the law of the constitution), чаще всего переводилась как конституционное (государственное) право. Полное название наиболее известного труда английского правоведа «Introduction to the study of the law of the constitution» (1885) в русских переводах было представлено как «Основы государственного права Англии: введение в изучение английской конституции». Таким образом, в русском языке концепт «право конституции» стал осмысляться только в начале XXI века, спустя 130 лет после первого издания труда А.В. Дайси в Лондоне ^{[52, 53]}.

Для российского конституционного права концепт «право конституции» важен с точки зрения формирования как научных основ реализации действующей в стране конституции, так и для осмысления опыта и надлежащего взаимодействия конституции страны и различных компонентов правовой системы России с позиций конституционализации правового порядка.

Право конституции, несомненно, отражает новые правовые явления, вызванные межгосударственным взаимодействием и правовой интеграцией.

Традиционный предмет конституционного регулирования изменяется под воздействием процессов формирования интеграционного права. Объекты конституционного регулирования выявляются в международно-правовых институтах и процессах международной интеграции государств и народов. Хотя такое воздействие оставляет открытым вопрос о том, какие структурные элементы современных конституцией должны подвергаться изменениям под воздействием межгосударственного общения и в условиях создания и деятельности различных межгосударственных объединений. Интеграционное право воздействует на внутригосударственный порядок и конституции стран – членов интеграционного объединения.

Право конституции, как представляется, уже включает ряд важных субинститутов на стыке внутригосударственного, международного и европейского права, или в целом интеграционного права. Дальнейшее развитие права конституции возможно в направлении закрепления в доктрине и практике конституционного строительства и межгосударственного взаимодействия важных институтов, обеспечивающих как процесс конституционализации международных отношений, так и процесс интернационализации конституционного и внутригосударственного права. Право конституции интернационализируется и включает 1) конституционный механизм имплементации международных договоров в правовую систему страны; 2) конституционные элементы правовой конвергенции внутригосударственного и международного права; 3) полномочия и формы участия органов конституционного правосудия в исполнении решений межгосударственных органов по защите прав и свобод; 4) конституционные требования к участию государства в международных и интеграционных отношениях.

Появляется в России судебное право конституции. Как утверждают судьи Конституционного Суда РФ К.В. Арановский и С.Д. Князев, в праве конституции появилось и судебное право, которое обеспечивает через практику Конституционного суда РФ судебное конституционное согласование положений Конституции РФ и Конвенции 1950 года по вопросам соблюдения и защиты прав и свобод индивидов и их объединений. Конституционный Суд РФ использует ссылки на конвенционные положения, а также на их истолкование ЕСПЧ в качестве «аргументов и доводов» при оценке проверяемых внутригосударственных правовых актов [54. С.40-46].

Нередко ученые рассматривают формы взаимодействия конституционного и международного публичного права или в более широком контексте интеграционного права через теорию «конвергенции». Данная теория в контексте правового регулирования межгосударственных и внутригосударственных отношений оставляет открытым вопрос о способности государств и правовых систем подвергаться конвергенции, о сохранении и развитии уникальных правовых институтов в рамках государственно-правовых порядков отдельных стран, несмотря на влияние общепризнанных принципов и норм международного права и интеграционных процессов. Следовательно, не только конвергенция, но и дивергенция в правовых системах – явление неизбежное и влияющее на процессы взаимодействия конституционного и международного права. В частности, И.А. Умнова рассматривает современные процессы конвергенции конституционного права и международного публичного права, определяя основные тенденции, формы проявления и предел такой конвергенции [55. С.37–45].

Под воздействием интеграционных процессов и создания интеграционного права конституции могут и должны изменять свои структуры, в частности, включать новые главы (разделы), посвященные вопросам интернационализации конституционного правопорядка и конституционализации интеграционного права. Особое внимание следует уделять закреплению принципов и процедур проверки конституционности актов интеграционного права.

Проблемы интеграции государств на постсоветском пространстве затрагивают и традиционные представления о конституционализме, и порождают специфические вопросы расширения структуры конституции и объектов конституционного регулирования. Для постсоветских государств особенно сложным является выработка теоретических и нормативных основ конституционализма как режима взаимоотношений государства и гражданского общества [56. С.82–90]. Одним из направлений развития демократических форм взаимодействия государства и гражданского общества является расширения форм конституционного волеизъявления граждан и их объединений, обоснование реальной возможности правового и политического вовлечения граждан в процессц конституционной модернизации страны.

Конституционализм и перспективы конституционного демократического волеобразования в России: российский проект конституционного краудсорсинга

В доктрине глобального и европейского конституционализма прочное место занимает проблема демократического дефицита: недостаток участия граждан в принятии на наднациональном уровне наиболее значимых решений, хотя парламенты и референдумы являются активной формой политического и правового вовлечения граждан (в том числе референдум о выходе Великобритании из Европейского Союза). В российской доктрине конституционализма требования об изменении форм участия граждан в конституционной модернизации страны пока не находит правового и практического воплощения. Теория конституционализма должна объяснять, как полноправные граждане страны вправе участвовать в обеспечении стабильности и динамики современной конституции. Конституция РФ 1993 года не содержит норм относительно участия граждан в обеспечении динамических свойств конституции [57. С.82–90].

Представители конституционной мысли России традиционно отстаивали необходимость использования правовых процедур для преобразования конституции, выступая против силовых, неправовых средств изменения конституционного устройства.

В свете разрабатываемой теории конституционной модернизации в современных исследованиях значительно больше внимания следует уделять вопросу о надлежащем перечне субъектов права на конституционную модернизацию, о составе таких субъектов (имеющих право инициировать пересмотр Конституции и внесение конституционных поправок). Имеет значимый для современной конституционно-правовой науки и вопрос об условиях и порядке правового регулирования субъектов права на конституционную модернизацию, достаточно ли в этом случае внутригосударственного (конституционно-правового) регулирования или необходимо ставить вопрос и осмыслять потребность международно-правового признания и регулирования данного права.

Право на конституционную модернизацию тесным образом связано с правом народа выбирать себе конституцию и обеспечивать через её нормы конституционный правопорядок. Обсуждению подлежат и перспективы включения права на конституционную модернизацию в систему коллективных прав. На наш взгляд, право на конституционную модернизацию следует относить к формирующемуся четвертому поколению прав человека, которое имеет коллективный характер реализации и основывается на современном конституционном прочтении права народов на самоопределение.

Современные информационные технологии с успехом могут использоваться в процедурах юридически значимого голосования как элемент демократического политического волеобразования граждан. С учетом информационного общества и технического прогресса следует более активно предлагать для закрепления в нормах конституции и использования на практике предложений о поправках к конституции или о пересмотре конституции в режиме on line для групп граждан. Современные информационные технологии предоставляют достаточные средства идентификации граждан и способны адаптировать правовые формы участия через информационные ресурсы. Необходимо решать вопрос и о процедуре подаче конституционных предложений со стороны граждан, о порядке учета таких предложений органами, обладающими учредительной властью с учетом возможностей всемирной паутины Интернет, отечественных информационных ресурсов и обратной связи в отношениях «граждане – органы учредительной власти».

Предлагается ввести новое измерение участия граждан в осуществлении учредительной власти и политическом волеобразовании – конституционный краудсорсинг. Словарь профессора С.А. Авакьяна «Конституционный лексикон» предстоит дополнить новым термином «конституционный краудсорсинг» (при следующем переиздании книги) ^[58].

Создать интернет проект «Открытая конституция». Использовать ресурсы Интернета и специального портала для аккумулирования предложений о поправках профессиональным сообществом и гражданами страны. Проект «Открытая конституция» - может стать вариантом конституционного краудсорсинга для России. В Правительстве РФ, Государственной Думе и Совете Федерации создать Комиссию по конституционному краудсорсингу (Комиссию по конституционному волеобразованию граждан). Допустить возможность участия граждан как в обсуждении проектов поправок к Конституции РФ на специальном портале, так и возможность инициировать отдельные поправки к Конституции РФ. Закрепить в ФКЗ о референдуме право граждан РФ инициировать проведение референдума РФ по проекту новой Конституции страны.

Сохранность конституции – не абсолютная ценность. Сохранить действующую Конституции РФ и одновременно обеспечить её динамическое и прогрессивное развитие – двуединая задача, стоящая перед научным сообществом конституционалистов и государственными структурами.

В исследованиях, посвящённых конституционной реформе как теоретическому дискурсу и практике конституционных преобразований, вопрос об неизменности и сохранности, даже незыблемости конституционных положений занимает важное место. Как правило, юридический позитивизм господствует в оценке конституционных преобразований и самих способов изменения конституций и внесения конституционных поправок. Широкая палитра моделей конституционных изменений и преобразований представлена в исследовании Т.Я. Хабриевой ^[59]. Значительно меньше внимания уделяется оценке перспектив открытия закрытой структуры российской конституции. Заслуживает поддержки широкий подход к определению конституционной реформы, которая рассматривается не только как юридический процесс («некая последовательность стадий проведения преобразований»), но, что не менее важно, как социально-политический процесс, «рассмотрение которого требует привлечения методов и средств разных отраслей знания, а не только правоведения» [60. С.585].

Конституционная реформа как юридический и социально-политический процесс при анализе трансформаций как процесса конституционализации из области внутригосударственного права и сравнительного конституционного права переходит в сферу международного конституционного права. Исследователи отмечают возможность признания международного конституционного права как субдисциплины международного публичного права [61. P.1]. Выявление конституционных элементов в международном праве стало одним из направлений конституционализации международного права. Бардо Фассбендер еще в 1998 году предложил рассматривать Устав ООН как конституцию международного сообщества в контексте поиска «конституционных» моделей в международном публичном праве. Он считает возможным применять концепцию конституции к институтам за пределами государства в отношениях между международным сообществом и международной конституцией [62. P.529–532].

Конституционная реформа может рассматриваться как процесс конституционализации, вследствие которого возникает не только акт с учредительными свойствами, но и учреждения конституционного характера (конституционное устройство), причем не только на внутригосударственном уровне, но и на наднациональном уровне. Например, обсуждается конституционная сетка мирового сообщества через процесс конституционализации глобального управления. В вопросах развития глобального права и глобального управления процесс конституционализации объясняется как определённая функция. Данная функция необходима для передачи «конденсированных социальных компонентов», таких как экономический капитал, продукции, религиозные доктрины, научные знания от одного «юридически структурированного контекста к другому в мировом сообществе». Сходную функцию, по мнению отдельных исследователей, играло колониальное право и в настоящее время играют права человека как элемент международного права. «Как колониальное право, так и права человека можно понимать, как функцию конституционализации, направленную на стабилизацию и облегчение связи» («connectivity»). Это позволяет понимать колониализм и современное глобальное управление как функциональные, но не как нормативные эквиваленты [63. P.114–117].

Конституционная реформа может приводить к появлению не только поправок к конституции или разработке новой конституции в пределах суверенного государства, но создавать проект наднационального конституционного устройства, рассматриваться как процесс конституционализации в международных отношениях и международном праве в том числе в качестве консолидации учредительного права в рамках Европейского Союза или иных межгосударственных объединений. В частности, в период до и после Лиссабонского договора, призванного заменить не вступившую в силу Конституцию Европейского Союза, среди доктрин европейского конституционализма важное место занимала доктрина политического конституционализма, которая рассматривала решение конституционного вопроса в Европе в рамках динамических качеств конституционализации учредительных документов в ЕС. После Лиссабонского договора конституционный вопрос в Европе продолжает рассматриваться как включающий в себя «не только анализ позитивных законов, конституционных текстов и институциональных механизмов». Речь идет о том, отмечает Майкл Уилкинсон, «как наилучшим образом понять Европейский Союз как политическое сообщество». Он связан с тем, как это сообщество создано. В частности, это вопрос о том, что европейцы имеют общего и что готовы решать вместе в отношении формы и сущности своей правовой, политической и социальной системы [64. P.191–192].

В отечественной конституционной юриспруденции предлагается процесс конституционализации связывать и с открытием закрытой структуры конституции. Тем самым взглянуть на структуру Конституции как на открытую книгу, открытый Основной закон страны. Рассмотреть вопрос о возможности влияния конституционного сообщества России на изменение структуры Российской Конституции. Возможны в структуре Конституции главы 9.1, 9.2, 9.3, которые могли бы частично снять конституционную бронь на изменение положений главы 9.

Новый подход и создание глав 9.1, 9.2 и 9.3 смогли бы обеспечить процедуру конституционализации правопорядка с учетом как внутренних потребностей развития Российского государства и общества, так и международных (в том числе европейских) обязательств России с опорой на национальные общегосударственные интересы и интересы граждан в области защиты прав и свобод и демократического конституционного волеобразования.

Глава 9.1. «Конституционализация прав и свобод и международное право» предусматривает новые права и свободы граждан России в связи с международными, в том числе европейскими обязательствами России.

Глава 9.2. «Конституционализация процедур имплементации международных норм и международных договоров РФ» предусматривает конституционные процедуры имплементации международных норм и международных договоров, их оценку на соответствие конституции в обязательной процедуре конституционного судопроизводства, обеспечивает согласование актов Конституционного Суда РФ и Европейского Суда по правам человека, др.

Глава 9.3. «Процедура конституционализации, изменения и дополнения глав 9.1, 9.2, 9.3» устанавливает специальную юридическую процедуру включения в текст глав 9.1, 9.2 и 9.3 новых норм и положений, которые не затрагивают положения главы 9 Конституции РФ.

Современный конституционализм открыт с доктринальной точки зрения к вызовам времени и процессам глобализации и интеграции, в которых активное участие принимает Российская Федерация. Продолжить жизнь действующей Конституции РФ в контексте не только празднования её 25-летия, но и формирования глобального конституционализма, интернационализации конституционного права возможно, если научно обосновывать и юридически адаптировать текст и структуру основного закона страны с учетом перспектив и возможностей современного конституционного развития.